Грегори Киз - Духи Великой Реки
Может быть, она посетит самого бога-Реку и посмотрит, каков он здесь, у своего истока. Может быть, она тут же вызовет его на бой и разом покончит со всем…
Хизи смутно понимала, что это чувства быка, а не ее собственные, но ей было все равно, она больше не испытывала беспокойства.
Они снова опустились на землю с небес, потому что бежать по тверди было приятнее. Гора высилась над ними, склон становился все круче, но их бег не становился медленнее: усталости здесь не существовало.
Но в разгаре этого кажущегося всемогущества что-то заставило землю дрогнуть: она вздыбилась и расшвыряла бегущих по ней. Острое чувство восхитительного страха прорвалось сквозь ускользающую, как ртуть, радость; Хизи поднялась на ноги, а бык, кобылица и лебедь заслонили ее, стараясь защитить от темной громады, преградившей им дорогу.
Перед ними стояла черная львица. В ее оскаленной пасти острые, как кинжалы, клыки четко выделялись на фоне ярко-красной души, пылавшей в глубине; это же пламя заставляло рдеть лишенные зрачков глаза хищницы. Черная львица была размером с быка. Тот опустил к земле рога, готовый отразить нападение.
— Позови назад своего зверя, — сказала львица. — Другие тут тебе не помогут.
И действительно, Хизи с дрожью ужаса обнаружила, что кобылица и лебедь преклонили колени и даже бык дрожал от смешанного с яростью страха.
— Кто ты? — спросила Хизи, чья божественная самоуверенность растаяла.
— Мы уже встречались, ты и я, — сказала львица и, казалось, улыбнулась: по крайней мере пасть ее открылась еще шире, показав все клыки; огромный хвост начал извиваться. Потом она обратилась к быку: — На колени, Хуквоша. Я знаю тебя, и ты знаешь меня. Тебе известно, что здесь ты мне не соперник. Будь мудр ради твоей новой хозяйки.
Бык продолжал смотреть на львицу, но Хизи почувствовала, как нерешительно расслабились могучие мышцы, словно бык, хоть и неохотно, согласился с грозной хищницей.
«Как все просто — вот я и осталась без защитников», — подумала девочка.
— Ты должна бы меня помнить, и мне очень неприятно, что это не так, — прорычала львица, приближаясь. По пути она лизнула шерсть кобылицы — то ли лаская, то ли пробуя на вкус, — Хизи не могла бы сказать. Львица подошла так близко, что горящие угли ее глаз оказались всего в нескольких дюймах от лица Хизи. — Что ж, тогда позволь мне представиться. Я — Пакер, Ала, Бари; у меня много имен, но чаще всего меня называют Охотницей.
XXXI
ВЛАДЫЧИЦА КОСТЕЙ
Сладостное чувство словно разлилось по всему телу Гхэ, наслаждение и вместе с тем боль; он закусил губу так сильно, что ощутил металлический вкус крови. Из него словно бил огненный фонтан, и раскаленные звезды вспыхивали и гасли за закрытыми веками. Ласкающая Гхэ женщина коснулась его лица, он открыл глаза и всмотрелся в ее черты. И вспомнил.
Лицо повзрослевшей Хизи и лицо Квен Шен — казалось, оба они склонились над ним. На смену удовлетворенному желанию пришли гнев и чувство бессилия. Сколько раз она проделывала с ним такое? Сколько раз он забывал? Каким-то образом Гхэ понял, что забывал он каждый раз, мог вспомнить страсть, но не подробности, женщину, но не ее колдовство. Что делала с ним Квен Шен? Гхэ ощутил унижение, когда ответил себе на этот вопрос: она управляла им. Квен Шен держала его на поводке, а он даже не осознавал этого, за исключением недолгих моментов просветления после…
После чего? О чем он только что думал? О чем-то неприятном, что снова ускользнуло от него… Что-то насчет лица Квен Шен, склонившегося над ним с легкой дразнящей улыбкой.
И тут вдруг она перестала быть Квен Шен. На Гхэ сидел Щуп с костями из черного льда и ссохшимся лицом мумии. Этот кошмар тут же сменился видением другой женщины, прекрасной темнокожей незнакомки, которую он никогда раньше не видел.
— Ах, милый Гхэ, — вздохнула она, коснувшись его лица пальцем, который казался одновременно и пожелтевшей костью, и покрытым нежной темной кожей, — твоя матушка отдала тебя мне, как только ты родился. В мое чрево должен ты вернуться, оно жаждет тебя. Ты и эта твоя маленькая богиня огорчаете меня проволочкой, милый мой.
— Это ты, — ахнул Гхэ, пораженный то ли ужасом, то ли благоговением, — он сам не мог бы сказать. Перед его умственным взором внезапно предстала маленькая костяная статуэтка, которую тайно хранила Ли, — запретное изображение богини, существование которой жрецы отрицали. Отверженные в Южном городе всегда глубоко почитали ее — но не Гхэ: для него единственным божеством была Река, а Владычица представлялась выдумкой, которой пугают детей.
— Да, конечно, ты узнал меня, — сказала Владычица, и там, где ее палец коснулся плоти Гхэ, зашевелились черви. — Пойдем со мной — сейчас, пока ты не причинил себе еще большей боли. Он только морочит тебе голову, знаешь ли. Ты жив, лишь пока выполняешь его желания. Часть тебя уже воссоединилась со мной, поверь.
— Что? — переспросил Гхэ.
— Все, чего ты лишился, — большая часть тебя, милый Гхэ, — уже находится в моих чертогах. Все, все хранится там: твое детство, воспоминания о Ли… Ты, кстати, отобрал у меня старую Ли.
— Я не… Никогда…
Владычица широко улыбнулась, и ее раскосые глаза неожиданно стали глазами Хизи.
— Все люди бывают поражены, встретив меня, но немногие сопротивляются.
— Я не пойду с тобой, — внезапно рявкнул Гхэ. — Пока не пойду.
Она — теперь уже старуха с лицом Ли — печально взглянула на него:
— Зачем терзать себя?
Гхэ потянулся к ней, пытаясь проглотить; в конце концов, богиня есть богиня, и одну такую он уже пожрал. Но Владычица ускользнула от него — перед ним была пустота, глотать оказалось нечего. Женщина усмехнулась.
— Даже боги обладают жизнью, — хмыкнула она. — Я же — смерть.
— Так я одержу над тобой победу, — прорычал Гхэ. — За последние дни я вместил в себя многих богов. Я вобрал такие могучие силы, что они будут поддерживать меня, пока на земле не останется ничего, что движется, ничего, что живет.
— Для меня, — ласково сказала женщина, — даже вечность — пустяк, разве что раздражающий пустяк. Ты же не захочешь, чтобы я была раздражена, когда ты снова припадешь к моей груди.
— Что ж, возьми меня, если сможешь, — бросил Гхэ. — Если же не сможешь, оставь меня в покое.
