Алёна Харитонова - Охота на ведьму
Лагерь по-прежнему спал. Та, которую любимый ласково называл Фиалкой, погладила ладонью шершавый сосновый ствол. Лес… Родной дом, где всегда можно найти спасение, утешение и покой. И хотя вокруг не было ни единой бодрствующей души, красавица колдунья кожей почувствовала чужой взгляд. Острое чутьё ведьмы без труда определило, кому этот взгляд принадлежит.
— Доброе утро, Алех. — Негромко и певуче произнесла она. — Я уже близко.
Он, конечно, не услышит её. Но легко сможет прочесть эти нехитрые слова по губам.
* * *За десятки вёрст от Флуаронского Приграничья, в комнате одного из покоев Гелинвира белокурый эльф выронил из рук старое уродливое блюдо. Тарелка упала в мягкий ворс ковра, и прекрасное изображение, покрытое сеткой трещин, погасло.
— Не может быть… — прошептал Торой и ошеломлённо посмотрел на Люцию.
Колдунка с интересом наблюдала за картинкой в блюде и, когда та пропала, разочарованно вздохнула.
— Кто это?
Вопрос был обращён к Алеху, но тот молчал, задумчиво и отрешённо глядя в пол, поэтому отвечать пришлось Торою.
— Полагаю, наша ведьма.
— Да ну? Такая хорошенькая?!
Судя по всему Люция считала, что злодейка никак не может быть красива.
Волшебник же вспомнил о том, как очнулся в повозке. Вспомнил ласковые руки и полные любви глаза, а также упавший камнем вопрос: «Где мой муж?» Нет, нет, это никак не может быть она! Тогда кто? Прапраправнучка, похожая на свою прародительницу, как две капли воды?
— Алех, боюсь даже предположить, но, кажется, я однажды уже видел её… — неуверенно начал Торой.
— Да. — Тихо сказал эльф и спрятал разом постаревшее лицо в ладони. — Это Итель.
— Кто? — хлопнула глазами Люция.
— Итель. Жена Рогона. — Голос бессмертного звучал глухо.
— Да ну… — с искренним недоверием протянула колдунья и повернулась к волшебнику за уточнением. — Та, которую ты видел в повозке?
Маг кивнул, и тогда она спросила, кивнув на блюдо:
— А при чём здесь тарелка и моя бабка?
Маг пожал плечами и посмотрел на совершенно убитого Алеха.
— Знаешь что, — сказал, наконец, Торой, — было бы здорово, если бы ты нам всё объяснил. Потому что я тоже никак не возьму в толк, при чём здесь бабка Люции, зеркало Клотильды и жена Рогона, которая, если я не ошибаюсь, должна была умереть чуть не триста лет назад.
Эльф, по-прежнему пряча лицо в ладонях, помертвевшим голосом ответил:
— Всё очень просто. Жена Рогона была лефийкой.
У Тороя отсох язык. А что тут скажешь? Полукровки большая редкость, тем более, бессмертные. Нет, полукровок с внешностью эльфов на самом-то деле встретить ещё можно, как-никак унаследовать внешность куда проще, чем бессмертие, а мезальянсы были, есть и будут во все времена… Но лефийцев, получивших вместо эльфийской внешности бессмертие! Таких ничтожно мало. И не принимали их ни люди (ага, примешь, пожалуй), ни эльфы (ну, эти-то просто брезговали). И сразу же совершенно не к месту всплыл в памяти негодяй Йонех вместе со своим внучком-лефийцем, которому Торой подарил (точнее продал) Вечность. Тут же вдруг подумалось и вот ещё что: «А Йонех-то, пожалуй, удавится — сделал-таки внучка настоящим эльфийским магом, а теперь от волшебства, стараниями Ители, и не осталось ничего». Мысль была глупой и, самое главное, совершенно неуместной.
— Ты хочешь сказать, что Итель — бессмертная? — глупо уточнил он.
Алех кивнул. Люция ойкнула и посмотрела на Тороя круглыми от удивления и ужаса глазами.
— Тогда почему тебя удивил тот факт, что она жива? — волшебник совершенно растерялся.
Эльф, наконец-то, убрал ладони от побледневшего лица и ответил:
— Видишь ли, друг мой, это такая долгая повесть, что я даже не знаю с чего начать. — Он и впрямь выглядел растерянным.
— Тогда начни с того, при чём здесь моя бабка. — Резво встряла колдунка. — Ведь ты, говоришь, что сделал тарелку для жены Рогона.
Он снова кивнул и с трудом произнёс:
— Люция, твоя бабка и есть Итель.
Ведьма зло топнула ногой и зашипела:
— Моей бабке, конечно, сто лет в обед, но уж никак не триста. Да к тому же её сожгли много седмиц назад! Не вижу связи.
Торой, растерянный, словно мальчишка, поочерёдно переводил взгляд с одного спорщика на другого и всё силился, силился понять — в чём же соль случившегося. Не получалось.
— Я же говорю, всё очень запутанно. — Простонал бессмертный, а потом дёрнул себя за продолговатое ухо и сказал. — Я расскажу всё по порядку. Только не перебивайте моё диковинное повествование вопросами.
Несколько секунд он молчал, собираясь с мыслями, а потом заговорил. Тихий голос лился и журчал. Высокая Речь эльфов, может быть, и слишком напыщенна, но сами бессмертные — непревзойдённые рассказчики, а уж если остроухий повествует о жизни легендарного мага… И вовсе заслушаешься.
* * *«В ту давнюю бытность мою, когда Незыблемая Вечность подарила встречу с Рогоном, он уже был известным и подающим большие надежды волшебником, а я — восторженным эльфийским лоботрясом. Семья моя не влиятельная и не богатая, да ещё ко всему ваш покорный слуга был в ней далеко не любимчиком. Я рано покинул дом, много странствовал, а потом и вовсе пошёл по кривой дорожке — имея способности к магии, занялся ведьмачеством. Почему? Должно быть, юношеская самоуверенность стала тому причиной. И, конечно, то ещё, что всё, связанное с природой, бессмертному эльфу подчинено по сути своей. Да и если в магии никогда не шагнёшь дальше назначенного тебе естеством предела, то в колдовстве можно расти всю жизнь, с каждым годом набираясь могущества.
И вот, о ту пору, когда я ещё корпел над знаниями ведьмака, Рогон уже в совершенстве постиг науку магии. Он был любопытным и старался познать всё — естество первородной Силы, её проявления, возможности… В Гелинвире, где он успешно окончил Академию, Рогону быстро наскучило и он, несмотря на сильное недовольство наставника своего, покинул крепость. Его отпустили, потому что глупо удерживать того, кто равно или поздно сбежит.
Вы, друзья мои, конечно, не знаете, но до Аранхольдовых войн, к которым я ещё вернусь в своей повести, у ведьм и колдунов тоже были Наставники и даже отдалённые пустыни, где чернохитонщики взращивали молодое поколение. Маги всячески боролись с этим, но в годы те им, пожалуй, не доставало некоей рьяности. А потому у чернокнижников имелась даже своя Гильдия, которая была для Совета, точно кость в горле.
И, конечно, почуяв свободу, Рогон задался целью попасть в одну из колдовских пустыней учеником. Он был настойчив, а потому добился своего. Именно в пустыни мы познакомились. Науку ведьмаческую Рогон схватывал на лету, а потому задержался у нас ненадолго. Однако мы успели сдружиться. Наверное, потому, что были ровесниками. По эльфийским меркам я был юнцом, желторотым и неоперившимся, для бессмертных двадцатилетний возраст — есть нечто забытое и неимоверно глупое. А среди людей я был равным.
