Скотт Вестерфельд - Загробные миры
Зрелище было величественное. А что, если город возводился тысячи лет, и в нем никогда ничего не сносилось? А может быть, существовавшие на земле города соединились в нем воедино?
– Кто это построил?
– Никто. Здания просто сохранены в памяти.
Ну, разумеется, дома-призраки.
Я подошла к краю балкона и перегнулась, созерцая город мертвых. Мы находились на высоте нескольких этажей, и я заметила, что границы строений размыты, подробности трудноразличимы: передо мной темнели поблекшие воспоминания, получившие форму.
Все было безжизненным. В разные стороны тянулись широкие пустые проспекты. Непрестанный ветер не шевелил ни одной соринки. Ни транспорта, ни светофоров.
– Где люди?
– Там, где они всегда прячутся, когда под дверью поджидает волк. Внутри.
Я повернулась к ней.
– Волк в буквальном смысле? Призрак зверя?
Ями промолчала. Похоже, она хотела, чтобы я сама догадалась.
У меня не было настроения с ней играть.
– Где Яма?
– Ямараджа там, где в нем нуждаются. Он вернется, когда сможет.
– Ты говорила, я могу помочь. Как?
Ями ненадолго задумалась, а затем произнесла:
– Выпьем чаю?
Она зашла внутрь через балконные двери, столь же громадные, как футбольные ворота. Они вели в гигантскую комнату размером с мой дом. Посередине был расстелен узорчатый ковер, окруженный десятками подушек. Над потолке висели люстры со свечами. Когда я переступила порог, из теней выступили мужчины в свободных брюках и халатах до колен. Они зажгли огни в рожках светильников, используя тонкие свечи. Призрачные слуги были такими же серокожими, как и Ями. Они не разговаривали, хотя один встретился со мной встревоженным взглядом и сразу потупился.
Ями устроилась на подушке и жестом указала мне на место напротив.
– Устраивайся поудобней, девочка.
– Меня зовут Лиззи.
– Тебе лучше относиться к своему имени более уважительно, Элизабет. Здесь очень важны имена.
Я не стала садиться, вбирая в себя красоту зала.
Высеченные из камня колонны с каннелюрами[121] удерживали сводчатые потолки, которые были расписаны красно-коричневыми завитками. Свечи в люстрах мерцали, как звезды.
Вдруг Ями сказала:
– Хищник забирает только детей.
От этой новости у меня подкосились колени. Я села, лишившись на мгновение дара речи, и уставилась на тканый ковер. Узор, составленный из зигзагов и ромбов, запестрел у меня перед глазами, и мое зрение запульсировало вместе с сердцем.
Только детей.
Ями щелкнула пальцами, и вперед вышли двое слуг. Вместо горящих свечей они держали серебряные подносы, на каждом из которых стояли заварочный чайник под паром и фарфоровая чашечка без ручки. Пока они нас обслуживали, Ями наблюдала за их работой и благодарила каждого поименно. Воздух стал вязким, поскольку зал наполнил аромат, напоминающий запах роз и жженого сахара.
– Хищник, – повторила я. – Он – один из нас, психопомп.
Она кивнула, ожидая продолжения.
– А дети… они мирно умерли, окруженные заботой родителей. Я имею в виду, в то время, когда они были живы.
– Но этот человек беспокоил и тебя, – отчетливо проговорила она. – Он тот, кто послал моему брату сообщение.
Я кивнула. «Я голоден» – предупреждение.
– Как ты привела его сюда, девочка?
– Зачем мне это? Я даже никогда не была здесь раньше!
– Как бы еще он установил связь с моим братом?
– Связь? – переспросила я, пытаясь вспомнить, что произошло в подвале в ту ночь, когда мистер Хэмлин отдал мне Минди. – Я поцеловала его руку, но Яма обо всем знает.
– Думай лучше, Элизабет, – отчеканила Ями, подчеркивая каждый слог моего имени.
Я зажмурилась и услышала голос мистера Хэмлина.
«Я хочу, чтобы ты кое-что передала своему весьма впечатляющему другу. Напомни-ка как его зовут?»
И я ответила.
– Ямарадж, – выдавила я. – Я сказала мистеру Хэмлину его имя… случайно.
Ями пристально смотрела на меня, затем подняла свою чашку и подула на нее. От ее губ клубился пар.
Я с трудом вдыхала густой, отдающий кровью воздух. Здесь имена были и впрямь очень важны. Вот почему мистер Хэмлин смог проследовать за мной до самого Нью-Йорка!
– Прости. Я не знала, что этого делать нельзя. Меня не предупредили.
– Мой брат тебе не сказал, – ответила Ями, смежив веки. – Ты его отвлекаешь. И он не хотел пугать тебя правилами загробного мира. Ты превратила его в дурака самим своим существованием.
Я замотала головой. Яма тоже часто говорил мне, что здесь важны имена, просто недостаточно доходчиво. Возможно, после трех тысяч лет это казалось для него очевидным. И нельзя же объяснить невежественным новичкам все сразу! Надо проявлять хоть какую-то снисходительность.
У меня резко пересохло во рту. Я потянулась к чашке, но в ней не было ничего кроме пара.
– Одни воспоминания, – пояснила Ями. До меня не сразу дошло, что она имела в виду чай. В подземном мире не было ничего, кроме призрачных воспоминаний. Примерно так же дети играют с пустой посудой в чаепитие.
– Сколько детей он забрал? – спросила я.
– Пока трое.
– Чем я могу помочь?
Ями вздохнула, будто мои мозги загустели, как здешний воздух, и я совсем ничего не соображаю.
– Ты заявила, что поцеловала его. Ты знаешь имя хищника.
– Да! Мы связаны, – подтвердила я, с трудом вставая. – Я позову его или выслежу, сделаю все, что надо.
Ями подняла ладонь.
– Подожди Ямараджу. Правосудие вершить ему.
Глава 37
Внизу вплоть до далеких холмов разливается тьма, накрывая долину покровом полуночи. Ни один костер не притягивает глаз, и в засушливый сезон небо не отражается от ярких разбегающихся ручьев. Но Дарси Патель замечает, как среди непроницаемого бархата сверкает единственная блестящая монетка – яма с водой.
Пересохший язык скребет по мучительно растрескавшимся губам, однако Дарси не спешит и замеряет координаты созвездий Ворона и Южного Креста. Она должна идти строго по прямой, чтобы до восхода солнца успеть добраться до пятна жидкого серебра. Последние семнадцать дней принесли ненасытный зной, который забрал по очереди вьючных животных, каторжан, а затем и вольных членов экспедиции. Местные проводники благоразумно сбежали еще неделю назад.
Курс определен, Дарси ковыляет по неровному склону, жажда задает темп. Дарси предстоит долгая ночь. Тем не менее рвение Дарси сдерживают болезненные падения из-за того, что ее внимание приковано к созвездиям над головой, а не к россыпи камней под ногами. Высохшие русла пересекают долину, и вскоре мышцы начинают гореть от усталости. Дарси то карабкается вверх, то спускается вниз… Ей не дает покоя запах вяленого мяса в заплечном мешке, но во рту слишком сухо, чтобы от еды был какой-то прок.
