Галина Романова - Как не потерять работу
За одной из дверей мастер Вздыня уединился с болящей, вовсю занимаясь исцелением. Мне хватило одного беглого взгляда на Юстю, брошенного из-под локтя своего спутника, чтобы настроение испортилось раз и навсегда. И теперь я елозил на лавке и грыз ногти, терзаясь в раздумьях, что предпринять.
— Ты чего? — Рядом присел сын ткача, парень моих лет. — Трусишь?
— Пожрать чего есть?
— А? — не понял тот.
— Я, когда нервничаю, всегда есть хочу!
— Ясно, — ответил тот и, получив кивок от матери, сунул мне мешок с орехами. Хорошие орешки, лещина.
Я сразу запустил горсть в мешок, насыпая про запас в кошель на поясе. Кормили в тюрьме однообразно, так что шанс побаловать себя чем-нибудь вкусным и сытным упускать не стоило.
— А так погрызть слабо?
Я пожал плечами и легко раздавил в пальцах скорлупку наугад выхваченного орешка. Парень разинул рот. Был он ненамного шире в плечах и выше ростом, чем я, но, видимо, такой подвиг был ему не по зубам, вернее, не по рукам. Не признаваться же, что я нарочно долго занимался специальными упражнениями для…
Низкий раскатистый рев, донесшийся из-за двери, прервал ход моих мыслей и заставил встрепенуться всех в комнате.
Сорвавшись с места, я со всех ног ринулся к двери, распахивая ее, и скорее заработал локтями, оттесняя остальных людей куда подальше. Зрелище, представшее моим глазам, могло слегка шокировать неподготовленного человека.
Зажатый в угол палач отмахивался от напиравшей на него нежити. Юстя легко, как прялкой, размахивала скамьей, рыча и брызжа слюной. И сама нежить, и ее жертва разом встрепенулись, оборачиваясь к распахнувшейся двери.
— Гы-ы-ы. — Из глотки «девицы» вырвался низкий раскатистый вой. Она оскалила клыки — да-да, настоящие и, легко отбросив скамейку, ринулась на людей.
— Все назад! — не своим голосом заорал я, со всего маха врезая кому-то локтями в живот и грудь.
Началась суматоха — хорь в курятнике производит меньше шума и паники. Заорали на три голоса все женщины: Юстины мать, сестра и еще одна молодуха, ткачова невестка. Кто-то опрокинул запоздавшего дедка, и тот рухнул на спину, попутно врезав костылем по колену внуку. Ткач матюгнулся, но предка бить поостерегся и вместо этого влепил затрещину родному сыну. Едва не вынеся дверь вместе с косяком, из клети в большую «хозяйскую» комнату ввалились три работника. Где-то в зыбке заплакал ребенок, и ткачова невестка зашлась в крике, пытаясь прорваться к младенчику. В общем, стало весело.
— Во-он! — заорал я, срывая голос. — Все вон!
Люди заметались туда-сюда, еще больше походя на стаю перепуганных курей. Нежить, чувствуя страх, ринулась на них, растопырив руки и скаля зубы. Юстина сестрица, теперь уже бывшая, встретившись с нею взглядом, закатила глаза и мешком рухнула в обморок посреди комнаты. Кто-то об нее споткнулся, растянувшись сверху. Заголосили оставшиеся на ногах женщины — вернее, только мать, ибо молодуха выскочила-таки наружу.
Осины в обычном доме не водится, но вот полынь имеется — полынными вениками метут по углам, выгоняя всяких «лишних» насекомых. Да и шишиги тоже боятся полыни, а в доме ткача, где полным-полно ниток, эти нечистики способны шутки ради перепутать всю пряжу, сделав ее непригодной. Поэтому рука сама легко нашарила пучок, заботливо уложенный под кросна.
Выпрямившись с этим «оружием», я шагнул навстречу нежити и от души хлестнул ее по оскаленным зубам.
Тварь, еще недавно бывшая Юстей, завыла низким утробным басом, пятясь и закрываясь руками. Хлеща ее наотмашь веником, я продолжал теснить противницу в угол, подальше от людей. Поддавалась она с трудом — слишком много страха было разлито в воздухе, а нежить тонко чувствует эмоции. Ошметки веника летели во все стороны. Еще чуть-чуть — и я окажусь безоружным перед разъяренной нежитью.
— Мою сумку, — не прекращая бить, крикнул я. — Быстро!
Мне в спину ткнули чем-то.
— Дурак! — гаркнул, не оборачиваясь. — Колышки там. Осиновые! Один мне! Живо!
В протянутую ладонь лег небольшой заостренный осиновый кол. С левой руки бить неудобно, но да ничего. Заговоренное дерево с хрустом вошло в плоть точно в солнечное сплетение, и нежить изогнулась, корчась от боли.
— Ой, лишенько! — Материнские чувства разом уничтожили страх. — Да за что ж ты, проклятый, мою дочку-то? Да я ж тебя…
— Держите ее. — Я заслонился остатками веника от ткачихи, собиравшейся отправить меня на тот свет. — Это не Юстя! Она мертва!
Мастер Вздыня среагировал мгновенно — что значит профессионал. Из его захвата женщина не смогла вырваться. Да она и не особо старалась, вытаращенными глазами глядя, как извивается на полу пронзенная осиновым колом нежить. Впечатлительная Юстина сестра с визгом ринулась прочь, работники попятились. Я, протянув вперед руку, стал не спеша начитывать заклинание.
По мере того как оно действовало, личина сползала с нежити, являя оцепеневшим людям ее подлинный облик. Сизое скользкое тело, перепончатые конечности, курносый провал на месте носа, вытаращенные глаза, клыки, чересчур длинные для человеческой девушки груди… Плоть в том месте, где в нее вонзился кол, почернела и обуглилась, распространяя запах водорослей и гнилой рыбы.
Нежить затихла в тот самый миг, когда я дочитал заклинание и, припав на одно колено, выдернул колышек из раны, для профилактики ткнув им еще и в ямку между ключиц.
— Все кончено.
— Кто… что это было? — первым подал голос ткач.
— Водяница. — Я обтер колышек о подол рубашки, в которую была одета нежить. — Мавка.
— Так они же того… ну красивые и… все такое. — Сын ткача на себе показал, что имел в виду.
— Угу, когда сытые. Или когда таких простачков, как ты, в свои сети завлекают, — кивнул я. — А потом, когда уже поздно бывает, вцепится — и на дно утянет. Булькнуть не успеешь. В вашей реке они тоже водятся. Только им, наверное, давно жертв не приносили, вот и оголодали.
— Жертв? Это что же — девок им топить?
— А чаво? — Столетний дедок сам, без посторонней помощи выпрямился и весьма энергично потыкал костылем останки нежити. — Ишшо полста годов тому назад — энтот вот, — кивнул на сына, — только в колыбели орал — бывало такое. Как сушь стоит аль наводнение какое, берут девку, в наряды ее новые рядят и в омуте топят. Опосля запретили — мол, чего зазря людей-то переводить! Стали конями да телушками откупаться: купят, стало быть, телку всем миром, на рога ей цветов накрутят, как венок на невесту, жернов к шее привяжут — и в реку столкнут…
— А в последние годы, видать, и того не делали, — закивал я. — Вот водяной сперва Юстю утащил, а потом ее послал еще кого-нибудь привести. А она — нет чтобы девицу какую-нибудь возле речки подстеречь и в подружки себе утащить. Сразу домой направилась.
