Ксения Чайкова - Светлым по Темной
— Ничего, но…
— Вот и славно, — устало вздохнула я. Ну что за мужчины пошли, каждым их шагом руководить нужно, а они еще сопротивляться и блеять какие-то отговорки пытаются! — Вон там ножик ритуальный валяется, подними его — в нужный момент резанешь меня по руке, только предупреди заранее, а то как бы я тебе в ответ по зубам не дала от неожиданности.
Показывая, что возражения не принимаются, я прикрыла глаза и попыталась сконцентрироваться на себе. Какая же я славная, умная, красивая, сильная, смелая, добрая, изящная скромная… Боевая ипостась у меня — просто чудо, да и человеческая тоже не подкачала. А уж в интеллекте и рассудительности со мной сравниться вообще не может никто. Звание первой умницы и красавицы обеих Империй мне просто обеспечено!
Темной девушке взывать к Тьме гораздо проще, чем к Свету. Поэтому темный щит, возникший в моих руках, неожиданностью стал только для Шерринара, который придушенно охнул и попытался на всякий случай шарахнуться в сторону, дабы не набраться скверны. А я криво ухмыльнулась, выставила перед собой щит, и, сощуря глаза, пригибаясь, будто шла против ветра, двинулась к милым тварям — той, что уже успела пообедать Мастером, а теперь закусывала Даертом, и второй, которая никак не могла выбраться из пентаграммы.
Просто потеснить забавных созданий потустороннего мира мне бы, конечно, не удалось. Поэтому пришлось высунуться из-за щита и навскидку пальнуть в тварей Черным Градом — сильным атакующим заклинанием Тьмы изначальной, призванным обездвижить противника. На образин это произвело незначительное впечатление — замирать оригинальными статуями они и не подумали, просто приостановились и на минуту замедлили движение. Но мне хватило и этого.
— Приготовься закрыть проход!
Сзади напряженно сопел Шерринар. «Если у него не получится — убью самолично», — подумала я.
Нам еще здорово повезло, что у второй твари так и не получилось прорваться в наш мир, она застряла где-то на полдороге и возмущенно ревела. Понимаю, кому ж приятно торчать половиной тела в том мире, а половиной — в этом…
Сконцентрировав свое внимание на первой гадине, попятившейся к пентаграмме, я вдруг смущенно подумала, что мое неглиже, не выдержав всех потрясении этой ночи, полностью пришло в безобразное состояние и теперь представляет собой такое жалкое и рваное зрелище, что я бы, наверное, даже перед Неной в нем не рискнула появиться. А тут перед мужчиной скакать приходится. И перед потусторонними тварями. А вдруг я им понравлюсь, и они меня…
Впрочем, размышлять о странностях моего внешнего вида было некогда — я поперла напролом, придерживая щит левой рукой и угрожающе поднимая правую для решительной атаки. Сил оставалось совсем мало — воззвания к изначальным сущностям высасывают почти досуха, — так что я уже не была уверена в своих возможностях даже дойти до пентаграммы, не говоря уже о том, чтобы спихнуть в нее гостей из потустороннего мира. Единственное, чему я была еще способна удивляться, так это полному отсутствию воплей, топота и свиста заклинаний. Неужели вся Светлая Школа так крепко и сладко спит, что не слышит, как мы тут не на живот, а на смерть воюем?!
К счастью, пентаграмма, хоть и внушительных размеров, оказалась все же ненамного больше моего щита. За что я люблю осязаемую магическую защиту в виде плоского круга, так это за то, что ее можно употребить как угодно, хоть в качестве стола или лавки. Сейчас же она с успехом сыграла роль крышки — мы с Шерринаром, решившимся-таки прийти па помощь девушке и метко швыряющимся огненными и воздушными заклинаниями, потеснили тварей до пентаграммы, спихнули их в родной потусторонний мир и прихлопнули сверху щитом, дабы они не вздумали выскочить обратно. Искусник навалился животом на эту своеобразную крышку, грозно засопел от усилий и крикнул мне:
— Дивена, руку! — от напряжения даже забыв мое светлое прозвище.
Я пристроилась рядом, стараясь не обращать внимания на трясущуюся под щитом пентаграмму и вытягивая сразу обе руки, дабы Шерринару было из чего выбрать. Но искусник не оценил предоставленных ему возможностей и не глядя схватил за то, что оказалось ближе. То есть за мою ногу, и рывком подтянул меня к себе, я свалилась на щит животом и придушенно охнула. Шерринар наконец разглядел, что держит меня за ногу, но выпускать из загребущих десниц попавшуюся ему конечность не стал (да и некогда уже было) и решил воспользоваться тем, что есть. Ох, надо было мне дальше руки вытягивать…
Шерринар, вполголоса бормоча заклинания и воззвания к светлым богам, не нашел ничего умнее, как со всей дури (коей у него, кажется, скопилось преизрядно) резануть меня ножом прямо по босой ступне. Я завизжала, да так, что легко перекрыла и натужный речитатив искусника, и рев потусторонних тварей, недовольных выдворением из нашего мира, где осталось еще столько всего вкусного и неразрушенного.
В том, что по окончании этой всей эпопеи Шерринар оказался с фонарем под глазом, моей вины не было никакой. Ну в самом деле, зачем же меня было за ногу хватать и стопу от пальцев до пятки ножом распарывать? Ему не повезло: вторую мою ногу в тот момент ничто не сдерживало… Ну, естественно, ею я рефлекторно брыкнула!
И все-таки у нас получилось. Два светлых искусника во главе с Мастером открыли проход между мирами, а светлый искусник и темная искусница запечатали его вновь… и едва-едва смогли сползти с пентаграммы. Я была даже не в состоянии подумать о правилах приличия — моя рубашка окончательно сдалась, изорвалась до совершенно непотребного состояния и держалась на мне только благодаря остаточной магии, продолжавшей тревожить воздух в подвале.
Шерринар пришел в себя первым: почесал спину, очумело потряс головой, словно плохо соображая, где находится, потом встал и любезно протянул мне руку. Я гордо отвергла помощь и, держась за стену, встала сама, непреклонно одернув многострадальную рубашку и старясь не наступать на сочащуюся кровью левую ногу.
— Давай помогу, предложил искусник, делая попытку обхватить меня за талию и явно не понимая, насколько двусмысленно выглядят такие объятия с на три четверти голой девушкой.
— Не надо, — упрямо отстранилась я и поковыляла к выходу. От недостатка сил меня мутило, от боли и неловкого перемещения на одной ноге пошатывало, от усталости — клонило в сон, а от всего пережитого — слегка знобило и потряхивало. Наверное, даже вурдалак, повстречав меня в таком виде, поспешил бы убраться с дороги, поджав хвост, опасаясь, как бы это невероятное чучело не искусало его и не заразило своей страхотой.
— Постой, ты же едва на ногах стоишь, — заволновался заботливый искусник, преграждая мне дорогу, — Позволь, я тебя отнесу…
