Галина Ли - Своя дорога
— Это у них, что ли вырастет еще пять голов? — усмехнулся я, вспомнив красочное описание упавших с неба чудовищ.
Молодой человек дернулся от моих слов, как от удара кнута, — Это не смешно, Дюс! Твой народ не помнит, что этот мир не всегда был таким светлым и добрым.
— Каким? — Я даже поперхнулся от возмущения, — Это наш то мир добрый и светлый?! Хотелось бы мне знать, как же тогда дела обстояли в глубокой древности… Да может, ну его к демонам, такой мир, если «золотой» век в нем оказывается именно сейчас?!
— Постой — примирительно поднял руку мой знакомый, — Не кипятись! Поверь, я знаю, о чем веду речь! Ты просто не был за пределами вашей страны.
— Ну почему же — не был, — вспомнилась небольшая прогулка по Пустоши, что стоила мне двух больших шрамов: на бедре и под лопаткой, — Был, очень не понравилось.
Мой сосед запустил в волосы обе руки и огорченно вздохнул, — Я не знаю, как мне убедить тебя, что ты должен помочь… А если я заплачу деньги, пойдешь с нами?
Не знаю, почему, но это предложение тоже не особенно обрадовало, мне вообще в данный момент хотелось только одного — выпроводить всех вон, остаться одному и хорошенечко поразмыслить, как жить дальше. То, что от Фирита надо бежать, я не сомневался, только сделать это надо таким образом, чтобы король еще месяца два меня не хватился. Куда бежать — такой вопрос не стоял, я давно позаботился о далеком убежище, подальше от столицы, за пределами досягаемости длинных рук его величества. А вот каким образом… Об этом стоило подумать, чтобы не нарубить впопыхах дров.
— Ну что? Ты согласен? — прервал мои думы неугомонный Агаи.
— Нет, — отрезал я и кивнул в сторону Таниты, которая начала подавать признаки жизни, — Забирай свою подругу и уходи. Я не пойду с вами. И девочку не отдам, ей не скитания нужны, а дом, семья и защита. А ты, если хочешь подвиги совершать, займись поисками ее будущего супруга, пока до него кто-нибудь не добрался. И вообще, откуда взялась уверенность, что эта пигалица именно та, о ком говорится в пророчестве? Может, знак нарисован?
— Нет, Дюс, — грустно покачал головой аптекарь, — Это именно она, если ты посмотришь внимательно, то заметишь отличие. Смотри, словно мимо него.
Я последовал его совету. Сначала ничего не происходило, но потом контуры руки стали расплываться, и знак из плоской путаницы линий разной толщины, приобрел объем и словно вырос над маленькой ручкой, став похожим на крошечное деревце.
Наверное, выражение моего лица изменилось, потому что Агаи сказал, — Теперь веришь?
— Это ничего не меняет.
Мне ужасно не хотелось влезать с головой в непонятные дела ради сомнительного участия в спасении рода людского.
— Оставь его, Агаи, — презрительный, мягкий словно бархат, голосок дал понять, что его обладательница уже пришла в себя и собирается внести свою лепту в затянувшийся разговор, — Ты что, не видишь, нашему смельчаку дороже собственная шкура, чем всеобщее благо!
Я только пожал плечами: пусть думают что хотят, «всеобщее благо» такое расплывчатое понятие, что им прикрываются все, кому не лень.
Сосед послушно поднялся, мрачно глянул на меня и твердо сказал, — Девочку я тебе оставить не могу, она последняя надежда моего народа. Без нее мы исчезнем. Да и люди тоже, только немного позже!
— Твоего народа?
Это становилось интересно…
— А кто твой народ?
Вместо ответа юноша закрыл свои очи, запрокинул верх голову, повел плечами, словно они у него затекли от неудобного положения, и когда он снова открыл глаза, они кардинально изменились.
Не было больше того чистого зеленого цвета, что так выделял мальчишку из толпы других людей, радужка стала ярко-оранжевой, увеличившись почти вдвое, форма глаз тоже изменилась, они стали круглыми, как у огромной совы, а волосы на голове поднялись дыбом, обернувшись в одно мгновение тонкими перьями. Длинный шрам, так уродовавший лицо юноши, порос мелким темных пухом, придав парню еще больше сходства с птицей, не хватало только крыльев.
— Это частичная трансформация, — говорил юноша теперь голосом тона на два выше, чем прежде, — Если я изменюсь еще немного, мы уже не сможем общаться. Этот птенец моего народа! И я несу ответственность за ее жизнь!
Тут аптекарь встряхнулся, снова приняв привычный облик, и закончил, — Ты сможешь оставить ее у себя, только убив меня, Дюс, по-другому не получится.
Оцепенение, в которое я впал при виде такого чуда, после этих глупых слов пропало.
Вот малохольный! Сам погибнет и малышку угробит.
Может действительно стоит им помочь? Тем более, что деньги предлагают.
Прежде, чем я успел принять какое-то решение, снова открыла свой рот Танита.
— Сдурел?!! С какой стати ты раскрываешься перед ним?!! Хочешь, чтобы этот королевский прихвостень помчался докладывать твари в короне о том, что народ Сирин еще существует?!
Агаи резко повернул голову к своей благоверной и рявкнул, — Прекрати, Танита! Не оскорбляй того, с кем придется разделить дорогу!
— Агаи… Ты глухой? — мое терпение почти истощилось, — Разве ты не слышал, что я сказал?
Если бы я мог сжигать взглядом, то упрямец превратился бы в горсточку пепла. Умеет эта семейка довести спокойного человека до бешенства.
Агаи покачал головой и совсем тихо сказал, — Нет, не глухой, но я подумал, что ты захочешь узнать, к какому роду-племени сам принадлежишь!
Слова, что произнес мой тихий сосед, оказались подобны грому в ясный день…
Я не подозревал, что еще кто-то может знать о моей нечеловеческой сущности. Ведь свидетелей превращений в живых не осталось, разве что та шлюха, но кто будет прислушиваться к словам городской сумасшедшей? Тем более, что теперь ей в каждом пятом мерещилось чудовище.
Вслух, однако, я сказал совсем другое.
— С чего ты взял, что я не человек? Расскажи, раз знаешь об этом больше меня.
Я подтащил ближе к дивану свое любимое кресло, уселся в него, всем видом показывая, что готов внимать небылицам, и насмешливо улыбнулся.
«Птенчик» тут же слез с дивана, поменяв его удобство на мои жесткие колени, и принялся возиться с золотыми пуговицами парадного камзола.
Агаи вздохнул и сказал, — Я вижу вокруг живого и неживого ореол. У людей он отличается по цвету, по плотности, по толщине, но он одинаков по сути. Так же и у моего народа.
Потом он кивнул в сторону Таниты, — И у ее племени тоже. А твой не похож ни на один, что я знаю.
От раздражения и растерянности я не смог удержаться от маленького ехидства, — И много ты знаешь?
— Немного, — ничуть не смутился этот стервец, — Но наш путь ведет к тому, кому известны все племена. Он расскажет о твоем народе, и, быть может, подскажет, где его искать!
