Кристофер Сташеф - Мудрец
Китишейн поняла наконец, что должна что-то предпринять — и что может сделать старик против молодого медведя? Она подняла меч и пошла на Кьюлаэру.
— Нет! — рявкнул ей старик и бросил свой посох. — Я буду драться с ним тем же оружием, что есть у него!
Он тоже встал в боевую стойку, хотя совсем не так, как Кьюлаэра, и пошел по кругу.
Глава 4
Кьюлаэра злорадно засмеялся и бросился на старика, по пути наклонившись, чтобы подобрать выроненный кинжал. Китишейн и Йокот тревожно закричали, когда он замахнулся, но старик этот удар отразил. Драка была недолгой. Взлетели и хлопнули по воздуху черные рукава — и Кьюлаэра, завопив от боли, выронил кинжал на землю. Старик резко отбросил наглеца от себя. В глазах Кьюлаэры впервые мелькнули огоньки страха, но быстро сменились злобой. Он заревел, бросился на старика и протянул к тому руки, пытаясь схватить. Незнакомец шагнул в сторону и снова опоздал: Кьюлаэра успел вцепиться в него одной рукой и по-медвежьи обхватил. Китишейн услышала, как хрустнули ребра старика, и в тревоге вскрикнула, а Кьюлаэра злорадно гоготнул. Потом он вдруг полетел на землю, увлекая старика за собой, и оба превратились во вращающийся клубок и катались по земле, пока Кьюлаэра не завизжал. Тогда старик, тяжело дыша, поднялся, отошел назад и встал, не спуская с Кьюлаэры глаз. Кьюлаэра наконец поднялся. Он прерывисто дышал, покачивался, один глаз у него алел кровоподтеком. Он глухо зарычал и пошел на старика, но теперь медленно, широко расставив ноги, вразвалку, с разведенными в стороны руками, и скоро противников разделял всего один ярд. И тогда Кьюлаэра прыгнул.
Китишейн не могла бы объяснить, что сделал старик, но Кьюлаэра, кувыркаясь, взлетел в воздух и тяжело шлепнулся на спину. Он корчился на земле, хватая воздух ртом. В конце концов ему удалось перевернуться на живот. Наконец в его легкие с хрипом устремился воздух, он снова поднялся, качаясь. Руки его болтались, голова была опущена, рот злобно хватал воздух.
Старик шагнул к нему, сделал ложный низкий выпад левым кулаком, а когда Кьюлаэра попытался закрыться, шагнул еще и врезал правым кулаком Кьюлаэре в челюсть. Тот попятился, выпучил глаза и рухнул в кусты как подкошенный. Китишейн и гномы замерли, не дыша, в ожидании, но Кьюлаэра не шевелился.
— Не бойтесь, — прохрипел старик. — Он больше... не встанет... пока не отоспится.
Он пошел к своему посоху, но Йокот опередил его, бросился, поднял посох и протянул старику. Китишейн пришла в себя.
— Сердечное тебе спасибо, старик, — сказала она, еле дыша. — Не знаю, как тебя отблагодарить, но зачем ты меня спас? Ты совершенно меня не знаешь!
— У меня есть свои причины, чтобы побить этого человека, — сказал старик, тяжело опершись на свой посох, помрачнел и добавил:
— У меня к нему дело — так что для меня лучше, если он больше не будет причинять никому вреда.
— Мы все благодарны тебе, — сказал Йокот. Луа кивнула, широко раскрыв глаза:
— Да, спасибо тебе за то, что освободил нас от этого!
— Скажи нам, кто ты, чтобы мы могли прославлять твое имя, — попросил Йокот.
— Зовите меня Миротворцем, — сказал старик, глубоко вдохнул, выдохнул и потер бок.
— Ты ранен? — Китишейн мгновенно подскочила к нему.
— Царапины, не больше, — успокоил ее Миротворец. — Старость не радость! Если бы я лучше заботился о своем теле, я бы уложил этого молокососа в три удара!
— То, что ты вообще победил, похоже на чудо! — сказала Луа, восхищенно глядя на спасителя. Китишейн согласилась:
— Он такой здоровый, такой сильный!
— Сила и молодость — этого у него не отнимешь, — согласился Миротворец, — и конечно, быстрота и выносливость, но он не очень ловок и так неуклюж, что я должен был уже раз двенадцать уложить его, до того как наконец одолел. А он до меня даже дотронуться не должен был!
Китишейн изумилась:
— Это правда? Люди могут обучиться такому боевому искусству?
— Я победитель — вот тому доказательство, — насмешливо ответил Миротворец. — Поверь мне, есть более великое искусство, нежели то, которое показал я вам сегодня, намного более великое!
— Научи меня! — взмолилась Китишейн.
— Тебя? — Миротворец нахмурился и взглянул на нее. — Нет, ибо я должен взяться за этого медведя и сделать из него человека.
— Медведя? — Йокот мрачно зыркнул лежащего без чувств Кьюлаэру. — Говорят, что детеныши медведей рождаются бесформенными и их матерям приходится вылизывать их, чтобы они стали похожи на медвежат.
Миротворец рассмеялся:
— Правда, что ли? Какие удивительные истории сочинили люди за прошедшие века! Я понимаю, откуда взялось это поверье, — новорожденные детеныши действительно похожи на бесформенные комки, а матери вылизывают их, чтобы высушить и согреть.
Китишейн вытаращила глаза. Что это за человек, если он говорит с такой уверенностью, будто был у медведей повитухой и видел новорожденных медвежат на расстоянии вытянутой руки!
— И ты будешь, как мать, придавать этому медведю форму? — Йокот пнул Кьюлаэру ногой.
— Я буду его вылизывать, чтобы придать нужную форму, да, но не как мать. — Старик поднял голову и обвел всех троих взглядом. — Теперь вы можете идти — вы свободны. Или, если вы жаждете правосудия, можете подождать, пока этот ком глины очнется, и побить его так, как он бил вас.
Глаза Йокота при взгляде на безжизненное тело блеснули, а Луа вздрогнула. Миротворец это заметил:
— Что тревожит тебя, девица-гном?
Испуганная вопросом, Луа молча смотрела на старика.
Миротворец заметил это и произнес более ласково:
— Ну не бойся, скажи. Он причинил тебе зло, он сделал тебе больно. Почему бы не заставить его помучиться так же, как мучилась ты? Уверяю тебя, он никогда не сможет отомстить!
— Но так нечестно! — воскликнула Луа. — Бить другого, мучить кого-то для собственного удовольствия — это так ужасно!
Миротворец понимающе кивнул:
— Я вижу, что ты слишком добра, чтобы искать мести. — Он повернулся к Йокоту. — А ты, гном?
Но глаза Йокота были устремлены на Луа.
— Она права, нечестно и бессмысленно мстить, — медленно выговорил он. — Кроме того, если я стану бить его, когда он будет беспомощен, я окажусь не лучше, чем он, а он, — его губы скривились, — несомненно, самое омерзительное создание! Стал бы он пытаться побить меня, если бы я был в три раза его больше, как он меня? Думаю, что нет! Нахал и трус!
— Нахал, конечно, но вряд ли трус, — медленно проговорил Миротворец. — А если бы он убежал от того, кто в три раза больше его, то потому, что не видел бы смысла драться и рисковать. — Он повернулся к Китишейн. — А ты, девица?
