Etcetera - Оборотень
— Незаразно это. С рождения хвороба такая. Я заплачу. — Чуть ли не пустил слезу он, впрочем, избегая глядеть на них. Глаза то у него тоже не больно человеческие. Не выгляди мы настолько тупо, были бы шибко подозрительными.
— Заплатишь? Сколько? — заинтересовался охранник, смотря на нас как на умалишенных. Ну, меня то за что? Ну, чего ему пешком то не шлось…
— Золотой заплачу, большего у нас с сестренкой не осталось, и то эту монету чудом сохранили. Не бросьте нас на произвол!! Не сгубите, люди добрые!! Как нам до города добираться, коль лошадок нет… А тут сутки почитай или больше. Вон моя сестра все ноги в кровь стоптала… — затряс меня он. До крови было далеко, но идти я уже изрядно устала, поэтому с жалостливым видом на них таращилась.
Охранник задумчиво почесал щетину. — Золотой, говоришь? У господина Яррена спросить надо.
— Не связывайся, гони ты их в шею. — Пробормотал второй, лук впрочем, опуская. Никто из кустов за нами не вывалился, и мы уже далеко от того места отошли. Разбойники такой дурью не маются, если уж кидаются, так сразу как внимание отвлекли.
— Я тут пока старший и заткнись, Стас.
— Не по уму, не по уму. — Буркнул себе под нос тот, но перечить все же не решился.
То ли я выглядела и вправду жалко, то ли в пути было мало развлечений и мужика с одеялом на башке явно не хватало, но, посмотрев на нас, хозяин обозов господин Яррен милостиво дал разрешение убогим ехать вместе с ними.
Замученные лошади тащились еле-еле, телеги были тяжелые, на продажу торговцы много чего везли, и я коняжкам сочувствовала. Я то знаю, каково им щас приходится. Нам уголок среди мешков в самой продуваемой телеге выделили, да мне еще из жалости одежку запасную кто-то на время дал. Куртку залатанную, безразмерную, зато теплая, чуть ли не до колен провисает. Еще сапоги бы. Ну, это уж дело случая. На нас то и дело косились, чего-то пытались выспрашивать, но я жалась к "братцу" и не отвечала, зато он молол языком без передыху. И про то, как нас грабили в кровавых подробностях расписал и про семейную хворобу и про то, что до сих пор своей любимой младшей сестренке женишка ищет. Но почему-то никак не найдет, вот может когда от приступов вылечит, еще разок попытается. В общем, развлек всех по полной. Его просили лицо показать, но он грустно молвил, что не для слабых духом то зрелище, ибо в бородавках и язвах он, да так подробно расписал, что я и сама позеленела. Желающих после этого любоваться на него не нашлось. А если б и нашлось, то он бы, наверное, еще что-нибудь придумал.
Дальше до самой темноты ехали молча, лишь изредка вздрагивали от шороха в кустах, мало ли вдруг напоремся на настоящих разбойников. Холодало. Под копытами лошадей хрустел уже тонкий настоящий ледок, и я хмуро смотрела, как окрестности затягивает тьмой подступающего вечера. Будущее казалось темным и безрадостным. Цветок Шаанора, ладно леший с ним, уж как-нибудь добудем, но вот все остальное?
Перекувыркнуться семь раз в лунном свете? Тупо, но выполнимо.
Отдать долги, которые не отдают? Это ж, про какие-такие долги она говаривала. У, вечно эти волшебницы напридумывают.
Черное сделать белым? Я ж не маг, наемник тоже, кажись, чародействовать не умеет. Или она что-то другое имела в виду, а не перемену окраса…
Ходить по воде… вот эта задачка похуже всего. Попалась бы мне щас Асфиладелия, я бы ее сама в этой воде притопила. Значит, цветок, кувырок, черное сделать белым, долги и ходьба по воде… пять задач задала, не многовато ли? Все нормальные феи обычно одну задают, а тут столько. Или она считать не умеет? Я хмуро вздохнула. Наемнику то чего, он к цыганам если что податься может, заместо медведя в представлениях участвовать будет. Что кот, что медведь, главное, что рожа волосатая и на двух лапах ходит. Да и родственники у него, а мне чего делать? Талсу такая напарница больше не нужна, да и как зарабатывать теперь, науке жульничества я не шибко обучена. Погонит, точно погонит. Коль не верну свой дар, ниче хорошего меня и не ждет. Разве только посудомойкой повезет, где устроиться, эх, путников ведь больше не пограбишь.
Кони шли медленно, натужно, подгонять их опасались, особливо на такой поганой дороге. Телеги перевернуться могли, и с такой скоростью к городу мы к завтрашнему дню бы только подъехали.
Наемник видать думал о том же самом, потому что я услыхала, как он безнадежно прошептал. — Мог бы и не торопиться. Быстрее приехать так и не вышло.
— Поспешишь, людей насмешишь. — С готовностью поддакнула я. В конце концов, я из-за него во все это влипла. — Или напугаешь. Если одеяло развяжешь.
— Я тебе чем-то не нравлюсь? — прозорливо спросил он.
Я промолчала. Потом все-таки не выдержала. — Если не считать того, что фея такое сотворила из-за тебя…
— Тебе еще не надоело это повторять?
— А тебе одеяло говорить не мешает?
Мы замолкли. Я съежилась, пытаясь сохранить остатки тепла. Листья летели вниз, засыпали мокрую и грязную дорогу и, замерзшие, казалось, хрустели под копытами. Снега пока еще не было, но легкая, падающая с неба морось была холодной, как жидкий лед. Как же долго до весны. Очень. Я прикрыла глаза, чтобы не видеть, как в наши края все дальше забирается осень.
Обозы остановились, лошадей распрягли и стреножили, а сами телеги поставили полукругом, то ли на случай разбойников, чтоб удобней обороняться было. То ли чтобы хоть с одной стороны ветер не задувал. Запалили костер, один большой на всех. Охранники и против него были, внимание шибко привлекает, но тут замерзшие торговцы не выдержали. Разбойники их вполне могут и так найти, мудро заявил один из них, явно матерый путешественник, но это еще неизвестно найдут или нет, а вот до утра от холода, да без теплой еды все околеют точно.
Меня вместе с другими девицами, которых тут еще три штуки ехали, заставили кашеварить. Они все были дочери или жены, которых почему-то в городе оставлять побоялись без присмотра, а потащили с собой в опасную поездку, токмо заботы ради. Пока варили, я успела нахвататься горячей похлебки и наконец-то почувствовать себя сытой. Из жалости своему названному братцу тоже миску в лапы пихнула, а то, похоже, никто ему предлагать не собирался. Он задумчиво смерил взглядом миску, и я покатилась со смеху. Есть через на мотанные на башку тряпки ему было сложновато.
— Очень смешно.
— Попробуй через дырку для глаз залить. Чего-нибудь в рот, да попадет!
— Чтоб я делал без твоих мудрых советов.
Он воровато огляделся, потом чуть размотал одеяло и просунул миску. Послышалось сдавленное хлюпанье. Увидев, как окосели взгляды тех, кто за ним наблюдал, я пожалела, что он назвал меня родственницей. Уже второй раз за время знакомства с ним, я на полном серьезе раздумывала, что лучше бы его в свинью превратили. Повадки подходили.
