Антон Карелин - Вторжение
— Все-таки тепло, — возразил Фрабар, не качнув головой, — у нас на севере в это время холоднее. Лес?..
Вельх пожал плечами, внутренне соглашаясь. Здешняя погода тоже казалась ему необычно приветливой и теплой. Слишком теплой для севера.
— Озеро, — посмотрев на темнеющее алое сияние, ответил он.
Прошедший Врата медленно кивнул, глядя на стадо, неторопливо выходящее из воды. Вельх примерно с двухсот шагов разглядывал, как некоторые рогачи наклоняются и замирают на несколько долгих мгновений словно статуи. Телохранитель вспомнил, что лоси всегда выискивают соленые камни и лижут их; им нужна соль.
«Хотя, наверное, и лес тоже, — подумал Гленран, — живой старый Лес. Озеро смотрит в небо, словно широкий темно-синий глаз... Будто Его душа».
— Хельтавар очень древний, — сказал он, поежившись от порыва пронзительного ветра. — Еще когда в Элиде не было людей и велась Война Рас, он помогал одним и отвергал других, словно живой. По крайней мере эльфийские историки и поэты считают именно так, а у их предков, Высоких, преданных своей матери Ардат, есть причины ненавидеть его. Младшие эльфы бесконечно благодарны Хельтавару и преданы его спокойному могуществу: во времена Отречения и бегства он спас их [4]... Если бы в свое время я был более прилежным учеником хоть в чем-то, кроме воинских умений, я бы сумел вспомнить и прочесть тебе несколько строк о небе, звездах и коврах земли [5]...
Фрабар запрокинул голову и уставился в темнеющее небо, рассматривая то ли кроны, уходящие вверх, то ли редкие звезды, медленно проявляющиеся на раскрашенном алым мрачно-сером своде, в складках темнеющей ткани небес.
— Друиды называют его живым, причем особенным, не таким, как остальное в этом мире. Даже Та-Гарди, которые древнее его, не столь загадочны. Мало кто знает, что такое эти бесконечные леса... что они хранят в своем сердце.
Фрабар молчал, всматриваясь в сумрак, окутавший небо меж бледных мерцающих звезд.
Гленран помедлил и, все же решившись, негромко спросил:
— А что там, на севере, у вас? Где кончается самая северная из ваших Империй?
Фрабар опустил голову и взглянул на телохранителя; лицо его было темно, в глазах мерцала непроницаемая тьма.
— Дикие и опасные места, — ответил он после недолгой паузы. Вельх заметил, что голос его был немного ниже обычного, а оттого речь казалась тяжелее и звучала медленнее. — Нет четких границ, Империя постоянно борется за них, и раз в столетие с северо-запада на нее накатывается волна безумия и страха. Нисхождение.
В голосе темного воина не было ни сопереживания, ни гордости, лицо его никак не изменилось, но Вельх готов был поклясться, что Фрабар страстно, всем сердцем обожает свою родину, что он влюблен в север, с которого пришел сюда. Телохранитель вспомнил свои родные места, ощутил привычное, удручающее равнодушие и едва слышно вздохнул. За свои три десятка он так и не нашел родины. Хотя достиг гораздо большего, чем все, о чем в детстве мечтал.
— Сколько тебе лет, Фрабар? — неожиданно даже для себя самого спросил он.
— Тридцать пять, — ответил тот, отворачиваясь и рассматривая, как неторопливые лоси покидают вечерний водопой. Затем так же внезапно спросил, словно подумав и решившись:
— Сколько тебе?
— Двадцать девять, — ответил Вельх, ежась от холода и неожиданно чувствуя, что все его переживания по поводу почти уже тридцати — глупость и фальшь, что все они похожи на страх восемнадцатилетней девушки слишком долго задержаться в девичестве.
Фрабар внимательно посмотрел на него.
— Мне казалось, больше, — заметил он.
— Мне тоже, — усмехнулся Вельх, — и часто... Пришлось расти быстро. При Дворце юнцы не выживают, — тут он внезапно вспомнил юного, столь искреннего и фаталистичного Даниэля, и снова глубоко вздохнул.
— Все происходит очень быстро, — продолжил Гленран, объясняя молчаливому спутнику свой вздох: телохранитель чувствовал, что просто необходимо сказать все это Фрабару, и хотел сделать это сейчас, пока вокруг них царят минуты покоя. — Три года назад все было солнечно и спокойно, хотя уже тогда наследники играли в свои игры, а Император молчал; затем мы все словно начали падать в колодец, у которого нет дна. У меня был учитель, старший из воинов Краэнна дель Грасси, который учил и его самого, — но затем он погиб, и смерть его была такой глупой!.. Его не смогли оживить, хотя и Конклав и Храмы приложили к этому довольно много сил. — Вельх помолчал, наблюдая за внимательно смотрящим на него Фрабаром.
Мужчина с черными глазами ждал. В глазах его тлел едва заметный интерес. Телохранитель осознал внезапно, что этот столь малознакомый ему человек все понимает так, как не понимал до него никто и никогда.
— Все случилось во время Ирдалла, на гладиаторских боях. Давир бился на песке [6]. Официально считается, что он умер от яда, который был на клинке одного из гладиаторов, присланных из Фарна [7]. Почти никто не знает, как было на самом деле, потому что в данном случае знание очень опасно. — Вельх помолчал, рассматривая свои широкие, сильные ладони и вспоминая, как девять лет назад он впервые встретил человека, бывшего и физически, и духовно сильнее его.
«Что же случилось на самом деле?» — мог бы спросить Фрабар, но Вельх прекрасно знал, что он не спросит.
— Его убили свободные купцы Южных Баронств. Убили за то, что он никогда не шел ни на какие сделки с южной Гильдией, сильнейшим из торговых кланов. Использовали для этого яд, который был одним из драгоценнейших оружий Гильдии и который теперь, после его смерти, знают и умеют воссоздавать алхимики Империи... Убили, зная, что Император не поддержит конфликт, а чиновники, маги, жрецы и знать будут напуганы и более склонны отвечать на вопросы, которые Гильдия намерена ставить перед ними в будущем.
Фрабар молчал. Вельху показалось лишь, что в глазах его что-то мелькнуло. Нечто, похожее на усмешку.
— Да, — кивнул Гленран, — я был счастлив, узнав, как они ошибались. Его Величество лично посетил Кар- хард, Тальгду и Гефар. И после его визитов политика баронств в отношении торговых Гильдий внезапно изменилась... Они держали в руках очень большие деньги и серьезную власть; не было ни одного Барона, который не имел бы собственноручно подписанных векселей, хранящихся в тайниках Гильдии, — как и ни одного сколь угодно влиятельного в Баронствах лица... поэтому, когда шесть из восьми Гильдий были обвинены в преступлениях, список которых занимал на каждую по нескольку листов, и все имущество их было конфисковано, а все векселя уничтожены, мало кто не был счастлив или доволен.
