Тимофей Печёрин - Парад обреченных
Впрочем, при более близком рассмотрении то тут, то там на стене виднелись многочисленные щербины. Метки времени. А сам проем был обрамлен рельефными рисунками. Маленькие и стертые до нечеткости, до конца они все-таки не исчезли. Отдельные фигурки я даже смог узнать. Птичку, длинноусого жука… и то ли извивающуюся змею, то ли земляного червя. На последнюю ассоциацию меня навело окружающее подземелье.
— Какая-то комната, — предположил Вилланд, осторожно подходя к проему и поднося к нему факел, — попробуем тут и остановиться.
— А… может, не стоит? — с таким, казалось бы, неожиданным вопросом обратился к нему я.
— Чего это вдруг? — с недовольством студента, вдруг получившего повестку из военкомата, парировал охотник.
И ведь действительно — «чего»? А с того, что стоило ему приблизиться к древней двери, как с другой ее стороны до меня донеслись какие-то шепотки. Тихие, торопливые и невнятные, они тем не менее были именно человеческой речью. И не чем-то иным. А на контрасте с окружающей тишиной прозвучали резко, словно выстрел. Вот поэтому…
— Там кто-то есть, — пояснил я, — люди… чей-то шепот. Разве сам не слышишь?
— Ха! Игорь! — Вилланд усмехнулся, — это я сегодня выпил, а не ты. Причем не столько, чтоб Белую Даму привечать.
— Ты о чем? — окликнула его, не поняв этих слов, Эдна.
— Да Игорь мой пугает почем зря, — отвечал охотник с досадой, — говорит, кто-то там за дверью разговаривает. Шепчется. И из-за этого, видите ли, лучше туда не заходить.
— Вот уж правда глупость, — сказала на это разбойница, — во-первых я тоже ничего не слышу. А во-вторых… ну даже если кто там засел. Мы-то сами — что? Тоже не деревянным башмаком кашу черпаем. Пусть лучше эти… которые внутри, сами нас боятся.
В общем, мое скромное мнение живыми спутниками было безапелляционно проигнорировано. Когда ты сделан из мяса, никакие аргументы не пересилят жизненно важных инстинктов. И стремление к отдыху — один из таковых.
Первым в найденную комнату прошел Вилланд. С факелом в одной руке и кинжалом наготове в другой. Я прямо внутренне сжался, когда он переступал порог. И таинственный шепот зазвучал еще громче. Превратившись в торопливое бормотание с шипеньем напополам. Но по-прежнему неразборчивое.
Пятно света от горящего факела поползло по стене. И тогда из темноты проступали рельефные рисунки — сохранившиеся куда лучше, чем их собратья у проема. И бывшие гораздо сложнее. Теперь я мог полюбоваться сценками из жизни древних людей. Иные из которых, вроде, на людей походили не вполне. У кого-то хвост, у кого-то крылья… ну или голова, как у зверя.
Время от времени пятно света натыкалось на каменные… столы? Нет, куда больше они походили на огромные ящики, рядами стоявшие в комнате. С ними соседствовали кувшины — формы хоть изящной, но красотой давно не блещущие.
А вот живых людей в помещении не обнаружилось. Ибо, как я уже догадывался, им вообще-то здесь быть не полагалось. Потому что…
— Так это ж… гробы! — воскликнула шедшая за Вилландом Эдна, очевидно имея в виду каменные ящики, — о, Хранитель!
— Саркофаги, — поправил, словно расставляя точки над i, Аль-Хашим, — а это гробница. Там, откуда я родом, до сих пор так хоронят знатных людей. Не пойму только, откуда такая же гробница взялась во Фьеркронене.
Тем временем шепот стал до того громким, что я даже различал отдельные слова и фразы. «Кто-то здесь… один из нас… я чувствую его…». А воздух наполнился каким-то вязким и липким холодом.
«Он будет наш… один из нас… среди нас… еще один…»
Из-под каменных крышек саркофагов пошел… нет, потек дым. До того густой и молочно-белый, что я мог разглядеть его даже в темноте. Но к сожалению, только я. Мои живые спутники даже бровью не повели. Разве что Аль-Хашим высказал мало-мальски здравую мысль.
— Не советую задерживаться здесь… надолго, о, поборники любопытства, — проговорил старик мрачно, — хоть я и сам устал… но предпочел бы стереть стопы в кровь, но отойти от подобного места подальше.
Эх! Жаль только, что Вилланд и Эдна даже не думали внимать его словам.
— Да полноте! — с раздражением бросил охотник. И сугубо для проформы осенил себя здешним священным жестом. Ладонь к сердцу — ладонь ко лбу.
— Мы и не собираемся надолго, — словно поспешила успокоить алхимика Эдна, — посидим, перекусим. Не думаю, что… ха-ха, хозяин гробницы будет возражать. К тому же здесь, наверное, есть сокровища. Что тоже лишними не будут.
Тем временем дым обернулся огромными призрачными руками с тонкими длинными пальцами. Со всех сторон они потянулись к моему охотнику… нет, ко мне. Священный жест, сделанный Вилландом, заставил руки-щупальца разве что отступить. Немножко сдать назад. Да и то на считанные мгновения.
«Наш-наш… будешь наш…» — оглушающим свистом звучало под сводами гробницы. Словно клубок змей бесновался, побеспокоенный внезапным вторжением.
Потом призрачные руки сомкнулись — прямо у горла Вилланда. И окружающий мир померк, скрывшись за клокочущей белой пеленой. Следом пришел совсем уж нестерпимый холод… который я мог почувствовать не иначе как через тело охотника. А это значило, что встревоженные духи гробницы добрались-таки и до него. Так сказать, за компанию.
Свист и шипение сменились стройным хором множества голосов — столь прекрасных, что даже звезды мировой оперы могли позавидовать. Звучал хор торжественно, завораживающе. Даром что ни слова разобрать я не мог.
Когда бурлящая белизна рассеялась, резко умолкло и чарующее пение. А вид, что предстал перед моими глазами, оказался на диво знакомым. Да еще как!
Я стоял посреди коридора университетской общаги. Той самой, где имел несчастье обитать в последний месяц своей короткой жизни. Другой вопрос, что выглядела общага, мягко говоря, непривычно.
Прежде всего, в ней царила абсолютная тишина — о каковой студент вроде меня даже ночью смеет только мечтать. Никто не бубнил, не орал, не пел песни, бренча на гитаре. Не слыхать было бормотания телевизора или радиоприемника в чьей-нибудь комнате. Нигде не вибрировали работающие холодильники. И даже всегдашний шум с улиц и пролегавшей поблизости трассы досюда больше не доносился.
Пройдя по коридору десяток-другой шагов и осмотревшись, я заметил и другие странности. Электричество оказалось отключенным. Ни один из выключателей не сработал. А тусклый свет проникал только сквозь оконные стекла. Вблизи те оказались чрезмерно помутневшими и грязными даже по меркам обиталища студентов-раздолбаев.
Двери в комнаты были либо наглухо заперты, либо частично сорваны с петель. В первом случае я мог стучать хоть до посинения — никто не открывал и не отзывался. Однако и за сорванными дверями не обнаружилось ни души. Предметы мебели в этих комнатах были перевернуты, опрокинуты или изувечены до полной непригодности. А раскиданные в беспорядке вещи часто соседствовали с серовато-бурым песком. Целыми кучами песка, занесенными, вероятно, через окна. Последние в таких случаях оказывались заваленными почти полностью.
