Элеонора Раткевич - Время золота, время серебра
Раскусив мягкое серебро, Молодец вылизал трофейное пойло, фыркнул и отправился на прогулку. Этого Штребель уже не видел, озабоченный лишь тем, как скрыть свой позор от толпящихся во дворе воинов и побыстрее сменить изуродованный шлем. Ему повезло — караулы были расставлены так, что, с одной стороны, исключали вторжение извне и, с другой, — не беспокоили отдыхающих вождей, а гномы-мастера, собравшиеся в бывшей трапезной, ели мясо, пили пиво и вдохновенно обсуждали передвижные дозорные башни, кои предстояло установить на спинах першеронов.
Покончив с обедом, мастера взялись за чертежи, затем снова за пиво и наконец с чувством выполненного долга отошли ко сну, оставив в трапезной гору объедков и нескольких особо уставших товарищей, храпящих прямо на драгоценных свитках.
Дверь закрыть гномы забыли, чем немедленно воспользовался враг. Нет, это был не человек, так как прорваться сквозь внешний лагерь и многочисленные караулы было невозможно, супостат отыскался в самом сердце захваченного аббатства и был не кем иным, как уже упоминавшимся Молодцом, явившимся на запах. Жеребчик ввалился в трапезную и принялся за дело. Нажрался разбросанного по столам и полу хлеба, брезгливо хрюкнул над грудой обглоданных костей, вылизал солидную глиняную миску с медом и нахлебался пива, благо размеры кружек позволяли засунуть туда полголовы.
В благодарность за угощение конь содрал со стены гобелен с ненавистными гномам светлыми всадниками, слегка его погрыз, справил большую нужду и совсем уж собрался восвояси, но тут его внимание привлек шуршавший на сквозняке свиток с чертежом.
Молодец подошел поближе, фыркнул на спящих гномов и осторожно пошевелил губой чертеж. Пергамент зашелестел. Жеребец цапнул его зубами и потащил. Один из мастеров проснулся, увидел в полутьме красноглазое чудище с драгоценным свитком в зубах и с ревом бросился выручать чертеж. Ага! Пьяному Молодцу, как и пьяному гному, море было по колено. Высоко вздымая на совесть кованные задние ноги, похититель, не разжимая зубов, выскочил во двор. Сделав пару кругов галопом, жеребчик выронил-таки свиток, но разобрать нарисованное уже не представлялось возможным.
11
Гномы, как и следовало ожидать, остановились в Айнсвикском аббатстве. Джеральд со странной смесью ненависти и восхищения следил, как вокруг древних стен стремительно возникает походный городок. Солнце стояло высоко, и притаившийся в ветвях одинокого дерева герцог мог во всех подробностях разглядеть шевелящийся муравейник, именно муравейник, потому что каждый недомерок знал свое место и делал то, что положено делать именно ему. Одни охраняли, другие работали, кто-то копал рвы, кто-то устанавливал палатки, кто-то разводил костры, кто-то носил воду. Не было ни суеты, ни путаницы, завоеватели были готовы встретить любую неожиданность. Джеральд еще раз оглядел кишащее гномами пространство и собрался спускаться, как вдруг внимание герцога привлекло какое-то оживление.
Де Райнор не сразу сообразил, чем занимаются десятка три гномов, осторожно окружавших мирно пасущихся лошадей, вернее, кляч. В спешке покидавшие аббатство монахи захватили с собой лишь самое ценное, но водовозные одры годились разве что для живодерни. Гномы этого не знали. Джеральд с некоторой оторопью наблюдал, как завоеватели, не озаботившись ни седлами, ни уздечками, лезут на захваченных кляч. Те, впрочем, и не думали протестовать, смирные и работящие, они стояли понуро, но спокойно, передними ногами не пинались, задними не лягались, убежать не пробовали. Наконец наездники кое-как утвердились на костлявых спинах, подсаживавшие приятелей гномы расступились, и тут умудренный пегий мерин тронулся с места. Это послужило сигналом. Семь лошадей красиво выстроились гуськом и мерным шагом куда-то двинулись по собственному почину: вцепившиеся в гривы коротконогие гномы при всем желании не могли управлять своими скакунами.
Джеральд проследил взглядом направление и сразу же разгадал замысел пегого стратега. Неподалеку от выпаса находилась огромная стоячая лужа, не пересохшая, несмотря на сильнейшую жару. Золотому Герцогу не раз доводилось видеть, как лошади завозили в грязь оседлавших их мальчишек, где и ложились, вынуждая горе-рыцарей слезать и бежать отмываться к ближайшей речке. То же удовольствие ждало и гномов. Предводительствуемые пегашом клячи добрели до дурно пахнущего водоема, забрались на самую середину и дружно улеглись. Им было хорошо, всадникам — нет.
Сзади раздался с трудом подавленный смешок. Джеральд резко обернулся: Дэвид, сопровождавший своего герцога в этой разведке, покаянно вздохнул. Де Райнор, ничего не говоря, спрыгнул с давшего им приют разлапистого дуба в заросли цветущей таволги. Гнома бы они скрыли с головой, но Джеральд де Райнор был человеком, чем и гордился. Впрочем, в данном случае высокий рост был скорее недостатком, пробираться к лесу пришлось, согнувшись в три погибели.
На опушке их ждали. Стрелки с лошадьми и высокий седеющий аббат, с беспокойством взглянувший на Золотого Герцога.
— Какова судьба обители?
— Там гномы, — бросил Джеральд, садясь в седло, — и много.
Аббат вздохнул, он был умным человеком и покинул монастырь быстро и без лишних слов, но бросать дом на разграбление одинаково тяжело и монаху, и крестьянину, и лорду. Де Райнор сжал коленями бока своего коня, тот послушно свернул на лесную тропинку, и тут Дэвид наконец расхохотался. Ехавший впереди Джеральд краем уха слышал, как вояка расписывает спутникам копошащихся в луже захватчиков. Вскоре ржали все, кроме аббата и Джеральда.
Воистину, непобедимые завоеватели, корячившиеся в грязи, это смешно… Очень… Только от того, что семеро гномов едва не утонули и, без сомнения, насквозь провоняли, тридцать тысяч их соплеменников не перестали быть убийцами, а убитые не воскресли.
Джеральд де Райнор сцепил зубы, дивясь охватившей его ярости на всех — захватчиков, ржущих стрелков, унылого аббата, струсившего Дангельта. Хорошо хоть тропа была узкой, а дорога до основного лагеря дальней, иначе б он кого-нибудь убил или, по меньшей мере, ударил…
Когда очередная вспышка проходила, Джеральд частенько сожалел о том, что натворил, порой даже извинялся, но попадаться под руку Золотому Герцогу, когда тот был вне себя, избегали даже его капитаны. Хуже всего было то, что де Райнор прекрасно сознавал, на каком он свете и что будет, если он даст себе волю. И все-таки давал.
Сквозь прогалы между ветвей показалось ржаное поле, по которому бродили стреноженные кони. Надо же, он и не заметил, как доехал до лагеря — злость крадет время не хуже любовных утех. Джеральд де Райнор усмехнулся: это сражение с собой он выиграл, хоть и с трудом.
