Сергей Лифанов - Приют изгоев
— Дерьмо собирать? — не удержавшись, усмехнулся Батен. Он тут же пожалел о сказанном, но Грус совсем не собирался обижаться.
— Папаня мой, к слову сказать, первый огородник на весь Талас тогда был. А удобрения всякому огороду нужны. Воняет — это верно. Зато на Стену с Отмелей таскать ничего не надо и птичьи базары разорять — само сверху падает. Куда дешевле…
— Так слушай, что я говорю, — перебил напарника по дерьму Волантис. — Потеребишь ушки — до следующей страды, считай, сносная кормежка и ночлег тебе обеспечены. А за это время оглядишься, освоишься, найдешь дело по себе, ремеслу какому-нибудь обучишься. А нет — еще на один сезон останешься. На Таласе от голода еще никто не помирал. Голова-руки есть — выживешь.
Выбора особого у Батена не было, приходилось верить золотарям на слово.
На том и порешили.
Грус и Волантис, правда, не спешили сбыть Батена с рук, и ему пришлось весь этот и половину следующего дня помогать, как мог, золотарям: таскал тяжеленные кожаные мешки-бурдюки с удобрением, подогревал на лампе-жаровне немудреную еду, в общем, старался быть хоть чем-то полезным. И терпеливо ждал, когда у них найдется время заняться его судьбой.
Время настало к обеду следующего дня. Они с Грусом, перенеся к транспортному желобу очередной бурдюк дерьма, только вернулись в пещерку, когда появился отлучавшийся куда-то Волантис и сразу подошел к Батену и спросил:
— Наверх что-нибудь передать хочешь? Есть возможность.
— Наверх? — удивился Батен.
— Да, — кивнул Волантис. — Есть там один парень. Он скоро с Края уезжает, может твою весточку кому скажешь передать. Так будешь писать?
Батен было обрадовался, но, подумав, решил, что не стоит. Умер так умер. И нечего тревожить ненужных воспоминаний. Он покачал головой:
— Нет. Что с Края упало, то пропало.
— Как знаешь, — не стал настаивать золотарь.
За обедом Батен стал обдумывать этот случай. Значит, золотари — по крайней мере один из них — не так просто золотари, раз у них имеется связь с верхом. Впрочем, об этом можно было бы и догадаться: мелкая контрабанда, взаимовыгодный обмен и прочие невинные проделки — без этого не обходится ни одна пограничная область Империи. Такова жизнь. Но то, что у Волантиса имеется связь с глубинными районами, настораживало. «И что это за парень такой, на днях уезжающий с Края? — подумал Батен. — Уж не тот ли, что подходил к нему накануне его попадания в очко. Как бишь его звали… Меркан?.. Мерман?.. Аламак — это точно». Батен даже собрался было спросить у Волантиса. Но по здравом размышлении решил не делать этого и вообще держать с золотарями ухо востро. Так, на всякий случай. Слишком уж интересной могла оказаться тогда цепочка совпадений, приведших его к этой пещерке. Одно не понятно было Ба-тену: на что мог кому-то понадобиться простой уланский поручик, чтобы городить из-за него такой огород? Поэтому Батен попросту выбросил эту мысль из головы. Тем более, что обстоятельства тому благоприятствовали.
ВЕРХНЯЯ ПОЛУМИЛЯ
Почти сразу после обеда золотари стали собираться..
— Здесь мы уже все дерьмо собрали и вниз отправили, — объяснил Грус. — Теперь на новое место перебираться будем. А по дороге и тебя подбросим. Нам по пути.
Уложившись, все трое покинули опустевшую пещерку, даже не озаботившись прикрыть вход в нее. Наоборот, часть припасов Грус оставил в дальнем уголке для тех, кому доведется найти здесь пристанище. Или для самих себя, когда придут сюда в следующий раз.
Перед самым выходом на Батена надели нечто вроде сбруи, состоящей из ремней, к которым крепился короткий, на удивление тонкий тросик, держась за который Батен ходил эти дни вместе с золотарями. На конце тросика был закреплен металлический карабин, вроде застежек, какими пользовались имперские красавицы на украшениях, только побольше размером. Целям он служил тем же: не дать упасть и потеряться. Но не украшению с прелестной шейки, а человеку с двухмильного обрыва Стены.
Волантис объяснил, как пользоваться сбруей, и они пошли по тропе вниз.
Поначалу Батен себя чувствовал более или менее уверенно. Он шел следом за Волантисом; сзади его подгонял Грус. Но вскоре и без того узкая тропа стала еще уже, крен ее увеличился, и Батен, вовсю старающийся, как советовали золотари, смотреть только в спину идущего впереди, боковым зрением невольно видел страшную пропасть в буквально нескольких дюймах справа от себя. Глаза сами косили туда, где в маревой дымке, на невероятной глубине под ним синело вечное покрывало Великого Потаенного Океана. Синело до самого горизонта, сливаясь там с небом едва различимой линией. И только за обрывом тропы синеву неба и океана нарушала длинная, узкая желто-зеленая полоса, дугой изгибающаяся на восток, и так же, как бескрайний океан поглощало в себе еще более бескрайнее небо, так там, вдали узкую полосу Отмелей поглощала в себе буро-зеленая громада Стены…
Впрочем, ничего этого Батен в тот момент не видел. Все это просто отразилось и зафиксировалось в его сознании. На самом деле для Батена в этот момент существовало только темное, неровное, шершавое и надежное слева от него — и светлое, далекое и бесплотное справа. Словно земля и небо встали вдруг дыбом, и он висел в странном узком промежутке между ними, каким-то чудом не падая с земли в небо. Он чувствовал, как вздыбившаяся твердь отталкивала его, грозилась опрокинуться и сбросить в бесконечность пустоты, в которую он будет лететь вечность. —Еще мгновение — и право и лево перестанут быть сторонами, а обернутся низом и верхом… И он полетит… полетит… полетит…
— Эй, парень, ты меня слышишь? — вернул его к реальности голос шедшего позади Груса. — Я говорю, если что, так ты не тушуйся, трави прямо в сторону. На тропу все одно не попадет, а полегчает. Я, помнится, раз вел одного, так…
Батен только тряхнул головой, приходя в себя от нахлынувшего наваждения. Небо, да что это с ним было такое? Чуть сам не прыгнул в пропасть. А ведь всего-то, что глянул вниз краем глаза. Не глянул даже, а просто покосился. Ну нет, больше ни за что! Только в спину Волантиса смотреть, в его бритый затылок, в ямочку под затылком. Больше никуда…
Так он и шел, не отрываясь глядя в выбранную точку, ни на что больше не обращая никакого внимания. Ноги сами делали свое дело, руки сами нажимали рычажок карабина, когда он натыкался на очередной крюк, и сами же отпускали его, перенося на следующий участок леера, пока наконец вместо леера карабин не зацепил пустоту, а ноги вместо привычного наклона ощутили под собой ровную поверхность.
Батен автоматически сделал еще шаг и чуть не уперся в спину Волантиса. Тот обернулся и глянул на него:
