Абрахам Меррит - Лик в бездне
Вся существующая на Земле жизнь имеет общее происхождение. Сейчас ветви жизни разошлись, и, словно Протей, жизнь приняла различные обличья. Однако человек и зверь, рыба и змея, ящерица и птица, муравей, пчела, паук — все они произошли некогда из одних и тех же комочков желе, миллионы лет назад попавших по воле волн на прибрежные отмели первичных морей. Это было первое живое вещество, из которого развились все формы жизни.
И разве не принимает все эти формы зародыш человека в своем медленном развитии, разве не дремлют они в нем?
Великий французский ученый Раукс, воздействуя на икру лягушки, получал лягушек гигантских и маленьких, лягушек с двумя головами на одном теле, лягушек с одной головой и восьмью лапками, трехголовых лягушек с ногами, многочисленными, как у сороконожки. И из этой икры он получал также создания, вообще не похожие на лягушку.
Ворников, русский, и Шварц, немец, экспериментируя с еще более высокими формами жизни, получили химер, кошмарные создания которых они были вынуждены убить. И убить быстро.
Если Раукс и другие делали все это (а Грейдон знал, что они это делали), тогда что невозможного для более великих ученых пробудить эти дремлющие в человеческом зародыше формы и создать, действуя схожим образом, такие создания, как алое существо? Человек-паук!
Природа сама намекает на это. Время от времени природа производит таких из ряда выходящих созданий, людей-чудовищ, внешне либо внутренне отмеченных печатью животного, рыбы, даже ракообразного. Детей с жаберными щелями в глотке. Детей с хвостами, детей покрытых мехом. Человеческий эмбрион проходит через все эти стадии — многовековая драма эволюции, спрессованная в срок менее года.
Возможно это плохо, что в Ю-Атланчи живут те, для кого лет тайн в тигле рождения, кто может вмешаться в работу этого тигля и сформировать из его содержимого все, что пожелает.
Ткацкий станок есть совершенная машина, работающая с помощью более или менее неуклюжих пальцев. Паук есть как машина, так и мастер, прядущий и ткущий более безошибочно, чем это может любой управляемый человеком бездушный механизм. Какая сделанная человеком машина могла произвести ткань, хотя бы близкую по красоте и изяществу сотканной пауком паутине?
Внезапно перед Грейдоном предстал целый мир ужасных гротесков. Пауки-мужчины и пауки-женщины, бегающие по огромной паутине и иглами-пальцами ткущие чудесную материю. Роющие норы кроты-мужчины и кроты-женщины, создающие лабиринт подземных коридоров канализации для тех, кто сделал их такими. Людей-амфибий, занятых водными работами…
Фантасмагорическое человечество, чудовищное изменение современных машин природы, таких пластичных, пока они еще находятся в лоне матери!
Содрогнувшись, он отогнал прочь это кошмарное видение.
Глава 5
Волшебные трубы
Солнце уже прошло половину своего пути на запад, когда они достигли конца овальной долины. В этом месте у горы был отрог, почти соприкасающийся с ущельем справа. В полутьме ущелья они шли гуськом по двое по гладкой скалистой поверхности узкой расселины. Теперь дорога все время шла вверх, хотя и под небольшим углом. Начались сумерки.
Они стояли на краю небольшой поляны. Слева по дуге вдоль круглой горы продолжалась дорога. Под ногами был чистый белый песок. Песок был усеян холмами-насыпями с плоской верхушкой, такими, будто их постоянно приглаживала метла ветра. Склоны насыпей поросли высокой травой. Маленькая пустошь занимала около пяти акров. Вокруг нее густо рос лес. Грейдон расслышал бульканье ручья.
Суарра вела их по песку, пока группа не достигла холма, лежащего почти в центре поляны.
— Свой лагерь вы разобьете здесь, — сказала она. — Вода Рядом. Можете разжечь костер и спать без страха. С рассветом мы должны идти дальше.
Она оставила их, направившись к одному из близлежащих холмов. За ней шла белая лама. Грейдон ждал, что Соумс остановит ее, но тот этого не сделал. Вместо этого он переглянулся со Старретом и Данкре. Грейдону показалось, что они довольны тем, что девушка не осталась с ними в лагере, их радовало, что она отделилась от них.
Изменилось их отношение и к Грейдону. Они снова обращались с ним как с товарищем.
— Вы не против отвести напоить ослов? — спросил Соумс. — А мы разведем костер и приготовим ужин.
Грейдон кивнул и повел животных к ручью. Ведя их обратно, после того как они напились, он посмотрел на холм, к которому ушла Суарра. У подножия холма стояла маленькая квадратная палатка. В сумерках палатка блестела, словно сделанная из шелка. Поблизости от палатки была привязана белая лама, безмятежно жевавшая траву вместе с песком. Корзины, сплетенные из золотых прутьев, по-прежнему висели на боках ламы. Ни Суарры, ни закутанного в мантию человека не было видно. “Они в палатке”, — подумал Грейдон.
А возле холма, у которого был разбит их лагерь, потрескивал костер и варился ужин. Когда Грейдон подошел ближе, Старрет ткнул пальцем в маленькую палатку.
— Вытащила из седельного вьюка, — сказал он. — Выглядела как складной зонтик и раскрылась как зонтик. Кто бы мог подумать, что в такой глуши можно найти что-то подобное!
— Я думаю, что в этих седельных вьюках есть многое, чего мы, наверное, еще не видели, — прошуршал Данкре.
— Готов заложиться, — сказал Соумс. — А того, что мы уже видели, достаточно, чтобы обеспечить нас всех на всю жизнь. А, Грейдон?
— Она обещала нам намного больше, — ответил Грейдон, встревоженный скрытым намеком, прозвучавшим в словах уроженца Новой Англии.
— Да-а, — сказал Соумс. — Да-а, я верю этому. Но… Ладно, давайте есть.
Вчетвером они сидели вокруг горящих поленьев, так же как они сидели многие дни до того, как произошла драка Грейдона со Старретом. И, к изумлению Грейдона, никто не упоминал о происшедшей на равнине ссоре. Избегая вспоминать о ней, авантюристы быстро меняли тему, когда он пару раз для пробы заговорил об этом.
Они все время беседовали об уже близком сокровище и о том, на что оно может быть употреблено, когда они вернутся в свой мир. Они подробно обсудили нагруженные на белую ламу запасы золота, подискутировали о драгоценных камнях Суарры и их стоимости, как если бы старались заразить его, Грейдона, своей алчностью.
— Дьявол! Ну только с ее изумрудами мы все сможем ни о чем больше не беспокоиться! — все снова и снова, меняя лишь интонацию, повторял Старрет.
Грейдон слушал с нарастающим беспокойством. Что-то крылось за этим преднамеренным нежеланием упоминать об убийстве динозаврами алого существа, за этим постоянным повторением об огромном богатстве, плывущем им в руки, и за этим беспрестанным подчеркиванием, какую легкую и роскошную жизнь оно обеспечит им всем.
