Петр Мамченко - Дело рыцаря Тьмы
А затем они всё же отыскали, как меня достать. Твари… Ударили по беззащитным, по самому дорогому, раз уж я сам оказался недосягаем…
— Семья, — Тихо сказал Дмитрий, отчётливо вспоминая, как боялся за Катю, как сражался с древним демоном, твёрдо решившим уничтожить весь их род. Вновь вернулись былые страхи. Она ведь совсем одна, беззащитная молодая женщина, которую в его отсутствие может обидеть, оскорбить или даже убить любая сволочь! Проклятье! Хорошо родичу, чью семью защищает злой, могущественный тесть. А вот ему надо бы найти свои способы…
— Да-а! — Простонал-проскрежетал металлический человек, вдруг резко наклоняясь на своём несуразном кресле. Прячет слёзы, должно быть. И зачем? Здесь все взрослые, в меру циничные люди, вполне всё понимают… — Я, я и подумать не мог! Положился на охрану дома, укрепил дверь… Я не верил, что они попытаются воздействовать на меня через семью… Не предусмотрел…
Среди рабочего дня мне позвонил сосед. Сказал, что происходит что-то странное. А меня ещё отвлекала эта тварь, крашеная сука со своим липовым договором, орала, что серьёзный бизнесмен не должен отвлекаться на мелочи. Порвал бы в клочья, если бы позже нашёл эту шлюху!
Охрану просто перекупили. Попросили пока смотреть в другую сторону. Спокойно вошли. Ключи забрали у консьержа… Дикость, среди бела дня! Артёма увезли сразу, а женщины…Может, собирались увезти позже, или… так и планировали! Они ведь были у меня красивыми, Марина… Танечка…
Металлург, огромный, жутко выглядящий монстр из острой сверкающей стали, рыдал, содрогаясь всем своим массивным несуразным телом. Стальные пальцы-лезвия скрежетали по стальной же чудовищной маске. А Димка пытался разобраться в себе. Раньше он наверняка пожалел бы бедолагу, но сейчас, сейчас испытывал только лёгкое сочувствие. И раздражение от бесполезных перерывов в рассказе. Неужели он так изменился? Или просто не может всерьёз соболезновать тому, кто так настойчиво пытался убить его всего лишь несколько минут назад? Почему всё, что его интересует — остались ли слёзы стального чудовища обычными, или больше похожи на машинное масло?
Цветочная женщина неловко топталась рядом с дальним родичем, пытаясь утешать вполголоса. Обнять или погладить его было невозможно по вполне понятным причинам.
— Я им мешал… Но они, почему они… Не знаю, откуда взялись эти скоты… дикари, тупые урки… Мясо, которые не жалко бросить на убой колдуну… Вонючие самцы, решившие поразвлечься!
Димка молчал, и молчала цветочная женщина, ожидая продолжения, хотя всё было понятно и без слов. В глухой тишине неуместно звонко лязгали клинки Металлурга, сейчас улёгшиеся в относительном порядке, и соприкасающиеся от любого движения хозяина.
— Я приехал, когда они уже выходили. Довольные, самоуверенные уроды. Ублюдки, пресытившиеся грабежом и насилием. Но я испортил им настроение…
Между прочим, сначала даже не убивал. Да и внимания не обратил бы, если бы эта шваль сразу не открыла по мне огонь. Я скрутил скотов их собственным оружием и перилами лестницы, и поспешил наверх. Я ещё верил, что всё можно исправить… Я думал, что они только запугивали семью. Зашёл — и увидел их, своих женщин… Голых, окровавленных… мёртвых. Танечке было только пятнадцать, она даже не оправилась до конца от операции на сердце… она просто не выдержала всего, что вытворяли с ней эти скоты! А Марина… наверно, именно тогда… соседи говорили, что слышали жуткий крик женщины… даже через звукоизоляцию. Ей просто перерезали горло…
Я стоял и смотрел… Не в силах был даже кричать или плакать… Понимал, что надо укрыть их, закрыть дверь, отомстить, но только смотрел… Смотрел, пока не умер и вновь воскрес, уже не собой, стальным зверем, безжалостной тварью из лезвий. Я спустился к их убийцам… Я медленно, с наслаждением резал, кромсал, рвал на части. Каждого из них! Их послали, как мясо — а я сделал из них фарш! Соседей не тронул… и охрану, хотя, если бы знал, что они предали… Но Артём, я вспомнил про Артёма, и смог стать человеком. Точнее, на время вновь обрел человеческий облик…
Я искал повсюду, теребил милицию, я поднял всех знакомых, все связи, даже к рабочим комбината обратился! Ночь и половину дня, без сна и отдыха. Я ждал, пока позвонят и заявят о требованиях. И даже не знал, как поступлю… Если бы они просто выкрали семью — я бы согласился на всё! Отдал бы всё, подписал бы любые бумаги, даже служил бы им, этим тварям, лишь бы защитить своих… Я ждал звонка, надеясь, что хотя бы Артём жив, а звонка всё не было…
Зато появилась милиция. Два молодых, мордатых урода на машине. Попросили выйти за проходную для приватного разговора. Я думал, у них новости об Артёме… А они обвинили меня в убийстве! В убийстве жены и дочери, и ещё нескольких достойных граждан! Те твари — достойные! А прежде, чем я успел хотя бы придти в себя, меня скрутили, и связали. Просто и деловито, настучали по почкам, под вздох, по шее. И не наручники надели, а именно связали, нейлоновой верёвкой — и затолкали в машину. Я был оглушён и растерян, не знал, что делать, как оправдываться… Тем более, что тех, других, я и правда убил.
А потом я прислушался, о чём они говорят. Один жаловался, бурчал, что много свидетелей. Второй говорил — прикроют. Меня везли не в отделение — прямиком к озеру. Оказывается, им было приказано в этом озере меня и утопить, раз уж металл не колдуна берёт. Конечно, это были не обычные милиционеры, а давным-давно купленные сволочи, вроде тех, что "потеряли" убийцу!
Если бы меня вырубили совсем, или везли на деревянной телеге, может, и сумели бы… Хотя, нет, всё равно, на них было столько металла! Наручники, пистолеты, ключи, пуговицы… Но везли меня в машине, почти целиком состоящей из металла. И потому в озере оказались они, а не я, в той самой машине, ставшей для них саркофагом, принявшим их форму металлическим гробом. Они так кричали, на что-то надеялись… Но всё, что нужно было знать, они сказали почти сразу. Почти не потребовалось пытать. Имя, должность того, кто послал убить меня. А тот, в свою очередь рассказал, кто сделал заказ. Я так и не дошёл до конца цепочки, не узнал, кто самый главный, кто объявил мне войну, но Артёма я всё же нашёл. Маленького, испуганного, избитого, на одной из квартир, где собиралась всякая шваль. Тех я убил — и напугал сына едва не до смерти!
Я старался, пытался изо всех сил, но уже не смог стать человеком. Я повелевал металлом, любым — кроме выросшего из меня, никак не мог убрать эти проклятые лезвия! Не мог даже обнять, утешить сына, даже прикоснуться к нему… Мне пришлось создать из труб и батарей корзину, носилки, чтобы всего лишь унести его из той квартиры, из кровавой бойни… Я позвонил другу — с телефон-автомата, второго по счёту, мобильник и первый разрезал, даже не желая того, номер набирал куском арматуры. Попросил забрать ребёнка…
