Юлиана Суренова - Тропа каравана
Он успел сделать несколько шагов, прежде чем девочка пойманным зверем забилась в его объятьях:
— Нет! — вскрикнула она. — Там мой друг…!
— Тихо, тихо, — зашептал Атен, успокаивая дочь, однако, не задерживаясь на месте ни на миг. — Забудь. Это чужак, всего лишь чужак. Главное, ты жива.
— Нет! — закричала девочка. Слезы брызнули у нее из глаз. Ее душа стонала, словно предчувствуя потерю чего-то настолько важного, что без этого была немыслима сама жизнь. — Нет! Если б не он, я давно бы замерзла в снегах, Матушка Метель забрала бы меня в свой дворец! — еще немного, и она б вырвалась из рук отца. — Я не оставлю его!
— Ну, хорошо, хорошо, — бросив быстрый взгляд назад, на незнакомца, который даже не пытался заговорить с караванщиками, ни словом, ни взглядом не прося их о помощи, сдался Атен. — Мы заберем его с собой, раз ты так хочешь, — он подал знак дозорным и те, взявшись за края плаща, понесли чужака к шатру.
И лишь тогда девочка обмякла в руках у отца, словно весь груз пережитого ею в последнее время, вдруг навалившись на нее, увлек в мир сна, где ждало столь долгожданное и целебное забвение.
Атен ускорил шаг. Он почти бежал, стремясь поскорее донести дочь до тепла. Зная, как долго она пробыла в снежной пустыне, в ее ледяном холоде, он боялся, что малышка уснет тем сном, что продлится вечность.
Тревога не покинула его даже в шатре, где, возле полога своей повозки, он замер, следя за тем, как женщины поспешно раздевали девочку, осматривали, растирали настойками пахнущих горечью трав.
— Что с ней? — наконец, не выдержав, спросил он Лину.
Та была не в силах скрыть своей радости, за которой чувствовалось и удивление.
— Все в порядке. Конечно, устала, перенервничала… А так она совершенно здорова.
— Слава богам! — облегченно вздохнул хозяин каравана
— Этого не может быть… Просто чудо…!
— Как и то, что метель прекратилась столь внезапно, и то, что мы нашли ее среди снегов, — прошептал за спиной у Атена Евсей. — Три чуда… Воистину, боги хранят эту девочку.
— А теперь идите все отсюда, — решительно сказала Лина. — Лишь госпожа Айя знает, что малышке пришлось пережить. Пусть спит. Незачем ее будить… А я посижу с ней. На всякий случай.
— Но… — попытался возразить отец, которому больше всего на свете не хотелось покидать свою девочку.
— Идем, Атен. Нам нужно поговорить. И не беспокойся — теперь с Мати ничего не случится, — Евсей говорил так уверено и так настойчиво старался увести брата, что тот вынужден был подчиниться.
Караванщики, взволнованные известием о пропаже Мати, узнав, что крошка нашлась и с ней все в порядке, стали медленно расходиться по своим повозкам.
Лис с Евсеем тем временем отвели Атена в сторону.
— Что вы хотели мне сказать? — спросил хозяин каравана.
Его помощники переглянулись. Потом Лис, медленно, словно выверяя каждое слово, произнес:
— Я поговорил с людьми. Они видели Мати возле той повозки, в которой мы сидели. А потом она исчезла.
— Девочка могла услышать, о чем мы говорили, — продолжал Евсей. — Это испугало ее… Не знаю уж, что больше: правда о том, что мы — такие же изгнанники, как и снежные разбойники, убившие ее мать, или осознание, что ты все это время обманывал ее.
— Если б я знал, к чему приведет мое молчание…!- ужас отразился в его глазах. — Клянусь, как только малышка проснется, я расскажу ей все, постараюсь объяснить, успокоить. И буду молить богов лишь о том, чтобы дочка простила меня.
— Не сомневайся: она простит. Мати любит тебя и знает, как сильно любишь ее ты… — помощники вновь переглянулись. — Но мы хотели поговорить с тобой не только об этом… Раз метель закончилась, будет лучше вновь отправиться в путь.
— Да.
— Хорошо, — казалось, караванщики испытали облегчение от того, что Атен согласился с ними. Однако они не уходили, словно оставался еще вопрос, который они хотели задать хозяину каравана.
— Ну? Что еще?
— Как быть с чужаком? Ты на самом деле решил взять его с собой или просто хотел успокоить дочь?
— Может быть, не следует искушать судьбу? — Лис выжидающе смотрел на друга. — К тому же, раб-лекарь, осмотрев его, сказал, что чужак вряд ли выживет. Да и кто он такой: или чудом выживший горожанин, или, не приведи боги, разбойник. В любом случае, он скорее навлечет на караван беду, чем поможет в пути.
— С другой стороны, — продолжал Евсей, — мы не можем прогнать того, кого уже приняли. Этим мы нарушим закон… — помощники не скрывали своих сомнений.
— Пусть остается, — вздохнув, решил он. — Так хотела Мати.
Караванщики кивнули, принимая его решение. Они уже собрались уходить, когда…
— Погодите, — остановил их Атен. — Куда его отнесли?
— В освободившуюся складскую повозку.
— Там холодно, — нахмурился караванщик.
— У нас нет свободных жилых, ты же знаешь, а селить его со своими, когда нам даже неизвестно, кто он такой… Хотя, конечно, можно потеснить рабов, если ты…
— Нет, — остановил Евсея Атен. — Он не просил, чтобы мы взяли его в караван, значит, он не раб. Ладно, пусть все остается, как есть… Во всяком случае, пока.
Хозяин отпустил, наконец, помощников, велев им собираться в дорогу, а сам пошел взглянуть на чужака.
Тот явно ждал его: стоило Атену отдернуть полог, как он встретился взглядом со спокойным взглядом мерцавших, словно звезды в ночи, глаз незнакомца.
— Я не знаю, — начал караванщик, — как отблагодарить тебя за то, что моя дочь не осталась наедине со снегами пустыни и их вечным сном…
— Лишнее, — тот шептал. Было видно, что каждое слово давалось ему с трудом. — На все воля богов. Им и слова признательности.
Атен кивнул. Караванщику начинал нравиться этот спокойный, разумный человек. — Я взял тебя не из милости, а по просьбе дочери… — продолжал он.
— Малышка многое успела мне рассказать. Поговори с ней. Так вам обоим станет легче.
Атен вскинул голову. На миг в его груди всколыхнулась злость, глаза вспыхнули яростью:
— Если ты настроил дочь против меня…! - прошипел он. — Ты об этом пожалеешь! — его ноздри напряженно раздулись. Но, видя, что раненый, не возражая и не пытаясь оправдываться, лишь смотрел на него с нескрываемой грустью, хозяин каравана взял себя в руки и уже спокойнее бросил: — Я сам решу, что мне делать. Ты здесь никто! У тебя нет права давать советы!
— Мне известно мое место, торговец, — горько усмехнулся тот, и Атену показалось, что в голосе чужака промелькнула глубокая давняя боль. Караванщику даже стало немного стыдно за то, что он набросился на этого ни в чем не провинившегося перед ним едва живого человека.
