Альмира Илвайри - Вечный шепот волн
— Ну вам не нужно признаваться — у вас и так все на лице написано, хоть оно у вас одно, а не пять, как у меня, — квинтэссон хрипло рассмеялся собственной шутке. — Вы еще больше в нее влюбитесь, когда я покажу ее дизайнерские работы!
— Фай сама дизайнит корпуса? — удивился Буран. Квинтэссон с гордостью подтвердил:
— И еще как дизайнит! Кибернетики в Альфе позеленели и поджали бы щупальца от зависти! Пойдемте, покажу!
Вслед за квинтэссоном, быстро плывшем на своем энерголуче, Буран зашел в небольшое помещение, обычно стоявшее всегда закрытым. Квинтэссон включил мыслекомандой освещение, и Буран остановился, пораженный.
Это были медиастенды с голографическими изображениями трансформеров. Корпуса у них очень походили на гандамские, но с современными — и очень удачными добавлениями. Буран подошел к стенду с голограммой бело-синего мужского корпуса. Провел кончиком пальца по серебристому прямоугольнику панели управления, поворачивая изображение, потом коснулся значка внизу, и корпус трансформировался в самолет, затем в глайдер.
— Ну как вам? — торжествующе спросил квинтэссон.
— Хм… — произнес Буран, впечатленный увиденным. — Основа у них, конечно, гандамская… Но я только раз в жизни видел гандама с тремя формациями.
— Эх, юноша, юноша… Вы слышали о Тайо Лайтниэр?
— Лайтниэр? — Буран что-то смутно припоминал. — Это подруга брата Правителя Эпиона?
— Не подруга, а супруга, — поправил Харракеш. — Умнейшая женщина, и лучший дизайнер своего времени. Она первая решила проблему тройной схемы. Вот-вот, то, что вы видите здесь, — он пошевелил щупальцем возле стенда.
— Фай дополнила разработки Лайтниэр и адаптировала их к нынешним условиям, — продолжал квинтэссон. — Она придумала и как апгрейдить современные корпуса вот до такой красоты.
— Да, это красиво, — согласился Буран, — но нефункционально. Трансформация самолета у гандама слабее нашей.
— А какой должна быть у них функциональность? Какова вообще функциональность живого, разумного существа?
Буран молчал. Обращенное к нему лицо Харракеша назидательно проговорило:
— Если вы не знаете, я скажу: познавать, творить и быть счастливым. Вот для чего создавались эти корпуса. А не для военных стычек и криминальных разборок. — Квинтэссон повернул к нему следующее лицо: — А теперь, юноша, идемте, и я поясню, что имею в виду.
Он вывел Бурана из зала со стендами Фай и пошевелил щупальцем, делая десептикону знак подойти.
За прозрачной стеной разгоралось оранжево-золотыми красками утреннее небо. Над горизонтом показался краешек солнечного диска. Океан был спокойным и тихим. И над его безмятежной гладью парила на антигравах Фай, делая грациозные движения, сплетавшиеся в сложный узор, словно старая письменность Тайкаро… Она танцевала! Да, такая великолепная координация и слаженность движений возможны только в гандамском корпусе, подумал Буран. И в корпусах, которые дизайнила она сама…
— Теперь вы понимаете, о чем я? — спросил квинтэссон.
— Да, — кивнул Буран. — У вас талантливая ученица…
"И красивая, — хотел добавить он, но понял, что эти слова не отразили бы того, что он чувствовал. Не в красоте дело. Просто… Фай была какой-то удивительно настоящей. И ему хотелось по-настояшему полюбить ее. А может, он уже ее полюбил, — ведь что-то в глубине отзывается теплом и нежностью, и хочется встать рядом, укрыть ее от всех тревог внешнего мира, чтобы она радовалась, танцевала и дизайнила гандамские корпуса.
Десептикон бросил взгляд на Харракеша. Квинтэссон смотрел на танцующую Фай, поочередно поворачивая каждое из своих пяти лиц. Странно, но теперь он не казался Бурану безобразным. Несмотря на необычный внешний облик и суетливость в манерах, раздражавшую десептикона, в Харракеше ощущалось что-то общее с Фай и даже с Кагеру…
— Беспокоюсь я за Фай, — неожиданно произнес Харракеш. — Ей будет тяжело жить на нынешнем Кибертроне. Она воспитана как гандам. Ей бы спутника жизни — не ветра перелетного, как вы, а хорошего, надежного. Лучше бы тоже гандама, да где их сейчас возьмешь…
"Может, все-таки сделать ей предложение? — подумал Буран. — А вдруг… Вдруг она посмотрит на меня своими золотистыми глазами и скажет, что я несерьезно… Да и Харракеш считает меня плохим кандидатом… и наверное, он прав".
На берегу неожиданно появился знакомый Бурану светло-коричневый автобот. Он помахал Фай, она подбежала, они сели рядом и о чем-то заговорили. Десептикон ощутил глухую досаду. Он молча развернулся и ушел.
Фай появилась, когда солнце уже поднялось над океаном. Она позвонила в дверь, и Буран ее впустил.
— Извините, меня Хаяко задержал, — проговорила девушка. — Вы подзарядились? Сначала мы попробуем взлет над океаном, а потом полетим на полигон.
— Фай, что этому типу от тебя было нужно? — не удержался Буран от вопроса. — Опять подремонтироваться в долг?
— Нет, — ответила Фай и серьезно добавила: — Вчера Хаяко перевел нам деньги за все предыдущие ремонты… Он приходил сделать мне предложение.
У Бурана все внутри обвалилось:
— И… что ты ему сказала?
— Сказала, что подумаю.
Десептикон почувствовал облегчение.
— Что это за будущий муж, у которого вечно нет денег, — проворчал он. Золотистые глаза Фай обиженно вспыхнули:
— Вы просто не знаете! У него сестра учится в Бете, он оплачивает ее учебу… Он даже работает без выходных!
Бурану стало неловко:
— Ну ладно, извини… я действительно не знал. Наверное, он хороший парень, раз нравится тебе.
Тренировка на полигоне прошла без проблем, только по возвращении в лабораторию Фай снова уложила Бурана на диагностический стол и что-то по мелочам подкрутила. Потом забрала мнемодиски с тестовыми данными и упорхнула, пообещав к утру провести окончательное тестирование.
Буран сидел в комнате, глядя на ночное небо за прозрачной стеной. Вот и проходят последние сутки, которые ему осталось провести здесь… А потом начнется обычная жизнь — шумная и беспокойная Альфа, погони за бандитами, посиделки в баре с приятелями… пустое и бессмысленное существование. Он достал меч Кагеру, задумчиво рассматривая старые иероглифы Тайкаро на рукояти.
