Александр Бушков - Анастасия (сборник)
– Как же исцелить мой недуг? – спросила она, и ей казалось, что она надежно скрыла от меня свое волнение.
– Средство есть, – сказал я. – Оно известно с давних времен, и его изобретатель прочно забыт – людская память неблагодарна. Но в конце концов неважно, кто придумал снадобье, если мы им успешно пользуемся которую сотню лет. Автора идеи обычно доискиваются лишь в случае неудачи, естественно, ищут его с топором. Так вот, лучший способ уничтожить тревогу – уничтожить ее источник. Знахари советуют после укуса змеи прижечь ранку каленым железом, но гораздо проще рассечь гадюку мечом до того, как она вонзит зубы. Ты меня поняла?
– Да, – сказала она спокойно.
– Но почему ты решила обратиться ко мне? К чему вмешивать богов там, где в состоянии справиться смертные?
По ее лицу пробежала легкая тень, наверное, она вспомнила своих верных слуг, сгинувших бесследно, бесславно и без пользы, впустую потраченные деньги, яды… Ну и прекрасно.
– Иногда смертные бессильны, – сказала она неохотно. – Даже те, что носят царский венец. Так берешься ты излечить мой недуг? Уничтожить змею?
– Готов служить, царица, – сказал я. – Потребуется некоторое время – нужно будет в спокойной обстановке побеседовать с богами, рассказать им все подробно и испросить совета.
– Надеюсь, боги не задержат ответ?
– Боги не любят волокиты, у них много дел и решить нужно все. Однако для успеха гадания…
– Сколько? Золотом? – быстро спросила она с презрительной усмешкой, которую уже не считала нужным скрывать, коль я сам спешил навстречу роли платного слуги, презренного наемника. Ну уж нет…
– Я никогда не беру денег вперед.
– У тебя есть принципы?
– Отсутствие принципов – тоже принцип, – сказал я. – Мне нужен корабль с надежной командой. Своего у меня нет. И еще мне нужна возможность отдавать некоторые приказания, которые по своему нынешнему положению я отдавать не могу.
– Иными словами, ты просишь Знак?
– Вот именно.
Она подняла крышку тяжелой шкатулки, и я невольно затаил дыхание – был бы жив мой дражайший родитель, незабвенной памяти болван, вдалбливавший мне в голову, что нет ремесла древнее и почетнее гончарного, видел бы он…
Знак – это тяжелый бронзовый медальон. С одной стороны на нем изображен священный бык, с другой – священный петух. И царское имя. Его обладатель может распоряжаться за стенами дворца от имени царского дома, и все, пусть и не отдавая ему царских почестей, должны слушать его, как слушали бы царя. Не более десяти человек на Крите имеют Знак. Сколько раз он грезился мне бессонными ночами, являлся в снах.
Она подала мне Знак, я принял его, и на этом состязание в лицемерии, кажется, закончилось. Весьма некстати распахнулась дверь и вошла Ариадна – конечно, сверхуслужливый Клеон просто–напросто побоялся ее задержать. Этим он и плох – у него не хватает смелости идти до конца. Правда, Царица вовсе не выглядела рассерженной, говорят, дочку она по–настоящему любит и, скорее всего, за то, что дочь на нее ничуть не похожа. Я не о внешности, если верить на слово знающим людям, Ариадна – живой портрет матери в ее семнадцать лет.
– Ты толкователь? – спросила меня Ариадна.
Ну конечно – идиот Клеон сболтнул, робко пытаясь ее задержать, что мамочка–де призвала толкователя снов.
– Толкователь, – сказал я, глядя в ее до отвращения невинные глаза.
– Я хотела бы…
– Разве придворные толкователи так неискусны?
– Слишком искусны – в лести. Они мне надоели, все мои сны толкуют одинаково – меня ждут радость и счастье.
– А ты хочешь, чтобы тебе предсказали беду?
– Я просто думаю, что иногда мои сны сулят и нехорошее, но мне об этом не говорят.
– Что ты видела сегодня ночью во сне, царевна? – спросил я.
– Цветущий луг.
– Цветы красные, желтые? – спросил я, сохраняя полнейшую серьезность.
– Красные. Было очень тихо, и солнце вставало над лугом.
– Нет ничего легче, – сказал я. – Тот, о ком ты думаешь, придет, и все будет так, как ты хочешь.
Она слегка покраснела (краснеть при ее–то наследственности!) и добавила:
– А потом прилетела какая–то странная птица, и кричала она, как человек, которому больно…
– Это – к долгой жизни, – сказал я. – Прости, царевна, но и я оказался неоригинальным.
Она, однако, ничуть не выглядела разочарованной, поблагодарила и ушла, такая молодая, такая красивая, такая легковерная. Все они одинаковы в этом возрасте – томление души и тела, мечтают о романтической любви и ужасно удивляются, узнав, что любовь – это всего лишь грубая возня на смятой постели. Тошнит меня от этого слова – любовь.
Что ж, я отведу в моей пьесе одну из главных ролей и этой глупой девочке. Все она у меня поймет – чего стоит жизнь, чего стоят любовь и высокие слова. Как миленькая поймет, что жизнь проста и грязна, перестанет тешиться красивыми сказками…
– Мне можно удалиться? – спросил я.
– Подожди, – сказала Пасифая. – Я хочу тебя предупредить, что…
– Что мой единственный залог – моя голова, и я должен приложить все силы к тому, чтобы она осталась на моих плечах, – бесцеремонно перебил я ее вопреки всем правилам обращения к царствующим особам. – Не беспокойся, я не убегу на твоем корабле, я вернусь. И мне удастся заставить Миноса поступить так, как ты хочешь.
Наконец–то я ее пронял – до души. Казалось, ее волосы сейчас взовьются, зашипят и заметаются вокруг искаженного яростью лица, как змеи Горгоны. Я был на волосок от смерти, но знал, что этот волосок не оборвется, она переборет себя, вспомнив, что я для нее значу. Так и произошло, она опомнилась, отдернула потянувшуюся к золотому колокольчику руку и тихо сказала, полуотвернувшись:
– Ты или великий мудрец, или…
– Или, – сказал я. – Для мудреца я чересчур грешен. Но какая тебе разница, кто я, собственно, такой, мудрец или подонок? Тем более что одно другому сплошь и рядом не мешает. Главное – я тот, кто наконец поможет тебе.
– Послушай, – сказала она с ноткой суеверного страха. – Случалось, что боги сходили на землю в облике смертных…
– О священный петух, – вздохнул я. – Я – не воплощение бога плутней. Правда, я лично знаком с Гермесом, как–никак он мой покровитель, но сам–то я – обыкновенный человек. Что это за глупая манера думать, будто человек не в состоянии превзойти бога в хитрости? Еще как способен! Равным образом, – мне захотелось грубо пошутить со своей сообщницей, и я бесстыже улыбнулся, – равным образом человек способен превзойти бога и в некоторых других отношениях.
Она меня великолепно поняла, сиятельная шлюха, и по старой привычке, забыв обо всем прочем, улыбнулась не менее бесстыже. Высокая царица Пасифая. Беспомощная стерва.
