Николай Романецкий - Рубикон, или Мир в латах
Толстяк продолжал задавать вопросы, связанные с нахождением Жюля в Гринкоусте. Жюль автоматически отвечал, размышляя, стоит ли заинтересовывать лысого своими репликами.
Вошел Анхель.
— Лежите спокойно, — сказал толстяк Жюлю и повернулся к Санчесу. — Ну?
— Вселял его Пауэр. Все подтверждается.
— А как ребята внизу?
Анхель пожал плечами.
— Ничего подозрительного. Разное барахло, приемник «Фаулер» обычной модели, в тейлоре зафиксированы два сеанса связи с филиалом Европейского Центра Каботажного Плавания на Куру, индексы не стерты. Я переписал, проверим… Да, «Фаулер» он получил здесь, в регистраторе заказ отмечен. Вот только это? — Он достал из кармана «карандаш».
Толстяк взял «карандаш» в руки, повертел его.
— Что это? — спросил он Жюля.
— Амулет, — прошептал Жюль. — Подарок друга.
— По-моему, мистер Адамс, это пустышка. Типичнейшая пустышка!.. Не туда нас понесло, надо искать в других направлениях.
Толстяк отдал «карандаш» Санчесу и сложил руки на груди.
— Может быть, — сказал он. — Тем лучше для нас!
— Действие препарата скоро кончится, — заметил Санчес. — Надо спешить. Повторный сеанс он не вынесет, а трупы нам ни к чему.
— Сфотографируй его, — сказал толстяк. — Что-то у архивистов не то было, слышал?
— Да. Говорят, прислали не его фотографию. Не стыкуется со словесным портретом.
— Ты сам снимал?
— Нет, конечно. Это делал Леон. Перепутали что-то.
Толстяк снова повернулся к Жюлю.
— Сядьте.
Мышцы отпустило ровно настолько, чтобы Жюль смог сесть. Санчес достал из кармана аппарат. Дважды сверкнула вспышка.
— Порядок, — сказал Санчес. — Теперь путаницы не будет.
— Ложитесь, — сказал толстяк.
Снова чуть отпустило мышцы, и тело Жюля заняло горизонтальное положение.
— Еще серия вопросов, — сказал толстяк. — Что вы думаете о женщине, которая была у вас?
— Хороша! — сказал Жюль.
— А как вы относитесь к Ассоциации?
— К какой ассоциации? К FMA?
— Да.
— Я не кригер, — сказал Жюль. — Мне на нее глубоко наплевать!
— Прекрасно! — Толстяк удовлетворенно потер руки. — Еще, с вашего разрешения, вопросик… Как вы осуществляете связь с ЮНДО?
— Никак, — уныло сказал Жюль. — У Службы гелиоэнергетики нет таких связей. Мы технари, а не политики.
Потом было еще несколько вопросов. Все они носили чисто анкетный характер и, по-видимому, задавались для очистки совести и с целью произвести еще одну проверку открытыми каналами через Адресную службу. Там все было чисто. Вскоре толстяк выключил диктофон и наклонился над Жюлем.
— Теперь вы заснете, — сказал он. — И будете спать до утра. А когда проснетесь, ничего не будете помнить.
— Да, — сказал Жюль и закрыл глаза.
Погас свет, прошуршала дверь. Жюль слышал, как они внизу ходят, наводя порядок в коттедже.
Жюль подумал, что на этот раз судьба обошлась с ним совсем уж по-свински. Надо же было нарваться на вилфаг столь огромной силы. Ну прямо как по заказу!.. Потом он подумал о том, что правильно не пошел с ними на информационный контакт, ибо в данной ситуации это ничего бы ему не дало, кроме лишнего риска. Для начала нужно хотя бы знать, кто у тебя в гостях!.. А потом он подумал о том, что продолжение активности не приносит ему лишнего здоровья, и отключился.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПЕРЕМЕНЫ ЕСТЬ, ПЕРЕМЕНЫ БУДУТ
1
Заседание закончилось только к одиннадцати часам, и это уже перестало удивлять: в последнее время дебаты часто заходили в тупик. Удивило другое. Сегодня Рыманов почувствовал, что Кшижевский начинает проявлять нетерпение, и вот это Рыманову уже определенно не понравилось. Конечно, ситуация не из приятных, и налицо все признаки того, что процессы стремятся выйти из-под контроля, но поспешность приведет только к обострению кризиса.
Вернувшись в кабинет, Рыманов просмотрел память у секретаря. Ничего такого, что требовало бы немедленного вмешательства, за эти три часа не произошло, и Рыманов опустился в кресло с чувством некоторого облегчения: все эти многочисленные вопли о помощи стали его раздражать. В последнее время в машине ЮНДО что-то сломалось, и она все чаще и чаще давала сбои. Пока они были мелкими и для общественного мнения незаметными, однако количество их все нарастало. И пусть причина сбоев ему понятна (тривиальнейшая боязнь должностных лиц брать на себя ответственность), однако, легче от этой ясности не становилось, ибо в каждом отдельном случае срыва машина снова набирала обороты только после получения его персональных ЦУ, и положение складывалось таким образом, что и Шарп, и Глинка постепенно превращались в посторонних наблюдателей, ни во что не вмешивающихся, ни к чему не прикладывающих головы и рук, не несущих перед миром никакой ответственности.
— С этим пора кончать! — проговорил вслух Рыманов.
Он заказал по внутренней сети чашку кофе без сахара, обжигаясь, выпил его и вызвал обоих заместителей.
Первым, как всегда, вошел Вальтер Шарп, отвечающий за Западный сектор. Штатский костюм на нем до сих пор трансформировался неуловимым образом в некое подобие мундира, и Рыманову вдруг подумалось, что, наверное, тяжело это — всякий раз подавлять в себе желание щелкнуть каблуками и повернуться через левое плечо. Вацлав Глинка был полной противоположностью Шарпу — маленький, полный, лысый. Пиджак и брюки сидели на нем совершенно нелепо, но еще нелепее на их месте смотрелся бы мундир.
При всей своей несхожести оба заместителя были умницами и великолепными знатоками военного искусства. Операции разрабатывались ими с блеском и изяществом, проводились в жизнь уверенно и планомерно, заканчиваться должны были красиво и результативно, с малым количеством жертв и разрушений… Так почему же оба руководимых ими сектора все чаще допускают сбои, и реальный результат оказывается весьма далеким от запланированного?..
— Садитесь, господа! — сказал Рыманов и заказал еще три чашки кофе.
Заместители уселись за стол для совещаний. Шарп тут же достал из кармана и положил перед собой диктофон. Глинка на совещаниях техникой не пользовался: у него была абсолютная память, и за глаза его звали Лысый Компьютер.
— Вот какие дела, господа, — сказал Рыманов. — Я только что с заседания Совета. Кшижевский недоволен нашей работой.
Шарп кивнул головой. Ему были понятны оба смысла последней Рымановской фразы: и то, что работа ведется плохо, и то, что и в случае хороших результатов деятельности ЮНДО, Кшижевский все равно бы выражал недовольство.
— Ничего удивительного! — сказал Шарп. — Кшижевского через десять дней заслушивают на Генеральной Ассамблее, а через два месяца и вообще выборы нового Совета Безопасности. Все яснее ясного!
