Антонина Клименкова - Тень Радуги
Она сорвала с пальца перстень с черным камнем — и швырнула его сыну. Тот поймал, растерянно зажал в кулак, опасаясь надеть. Знает он эти камни — обагренные кровью, обручающие демона воле повелителя... Надеть на свою руку? Его передернуло.
— Это наказание? — уточнил Иризар, взглянув на нового хозяина искрящимися золотом глазами.
— Это честь для тебя! — парировала герцогиня, с высокомерием вернулась к зеркалу.
Аудиенция была окончена. Поклонившись матери, Гилберт первым покинул покои. Следом вышел Иризар.
— Погоди! — крикнул вдогонку демону один из приятелей.
— А вы куда? — остановила этих двоих герцогиня.
— Ну... Мы же с ним, — ответил, замешкавшись, верзила.
— У меня есть для вас поручение... — начала герцогиня. Но ее перебили:
— Обойдетесь! Раз вы, госпожа, Иризара к Гилберту отправили — так мы тоже у него теперь будем. Пускай мальчишка нами и командует, а вы обойдетесь.
— Как вы смеете мне перечить?!
— У вас перстня на нас не имеется, мы демоны свободные — так что хватит приказывать! Скажите спасибо, этот год вообще вам задаром служили! — ответил наглец, а второй согласно кивнул.
— Как знаете, — вздохнув, махнула рукой хозяйка. Спорить с этими убийцами даже она не имела достаточной смелости.
В узкой галерее Иризар нагнал своего нового господина, остановил, преградив дорогу, упер в стену ладони, так что тот оказался зажат в ловушке:
— Ну, что скажешь, хозяин, какие будут указания?
— Отстань, не до тебя сейчас! — огрызнулся Гилберт. С раздражением сунул демону перстень и поднырнул под руку.
— Как прикажете! Охотно повинуюсь! — крикнул демон вслед. Взвесил перстень в ладони, подкинул и поймал, сжал в кулаке. Странно было держать собственную удавку в своих руках... Иризар на миг задумался: демоны на многое шли, лишь бы заполучить свой перстень и обрести свободу. А ему этот шанс дался так просто?..
— Пошли к Сильг, отметим твое возвращение! — предложили подоспевшие приятели. — То-то она обрадуется!.. Но сперва хоть умойся, а то вон уже змей развел!
Заросшие грубой щетиной лица сияли неподдельными улыбками. Медвежьи объятия, дружеские тычки, шутливая затрещина за долгое отсутствие — но Иризар незаметно сунул перстень в карман.
Гилберт едва сдерживал шаг, чувствуя спиной взгляды троих демонов — но по лестнице спустился бегом. Пронесся через анфиладу залов, по извилистым коридорам и галереям. Мать могла вызвать его к себе в любое время и где бы он ни находился, но возвращаться назад приходилось обычным способом, что отнимало слишком много драгоценного времени.
Дернул за ручку — но вспомнил, что сам же запер дверь изнутри. Переведя дух, сообразил — вынул из шейного платка длинную серебряную булавку. Легко согнул пальцами мягкий метал, попробовал открыть замок. Тщетно! Второпях булавка сломалась, и половина застряла в замочной скважине, где-то глубоко внутри. Чертыхнувшись, Гилберт с разбега врезался плечом в дверь. Не с его весом и силой меряться с дубовыми сворками — но подстегивали упрямство и безвыходность.
С четвертой попытки створки поддались, и он влетел в комнату. Перевернув попавшую под ноги чернильницу, бросился к тайнику.
Как он и боялся — свеча прогорела до основания. Кусочек фитиля с ноготь длиной потрескивал в растекшейся черной луже. Расплавленным воском залило страницы раскрытой книги, тоненький ручеёк стекал вниз, корешок обуглился.
Недолго думая, Гилберт прихлопнул огонек ладонью, зашипел — горячий воск ожег руку.
Стало темно. В кромешном мраке, наедине с неподвижным чудовищем его неизменно оглушал безотчетный ужас... Он опрокинул стойку, с шорохом упала книга. Попытался вновь высечь огонь — торопливо щелкал пальцами, но руки дрожали, и искры если и вылетали, то только слепили, ничего не осветив. Наконец брызнул целый сноп искр, больно, точно тонкими иглами, исколов ладонь. Вспышка озарила коморку — выхватила из темноты клыки, ощеренную морду — прямо перед глазами. Гилберт вскрикнул, отпрянул назад. Еще вспышка — и он перевел дух. Чудовище не ожило, это всего лишь подставка, упав, зацепила и сорвала покрывало. Нервно рассмеявшись собственному малодушию, Гилберт на ощупь нашел мешковину, накинул на чудовище, стараясь не прикасаться к колючей шкуре. Подобрал книгу, а выйдя, запер дверь каморки не только на три засова, но сверх того и на пару навесных замков.
Поднявшись в комнаты, Гилберт не обратил внимания на растекшуюся по полу чернильную лужу. Прошел к окну, оставляя синие следы, осмотрел книгу. Так и есть! Хуже и быть не может. Застывший на страницах книги черный воск невозможно отчистить, не повредив тонкий пергамент. И на просвет тоже нельзя ничего увидеть. Скорей всего воск превратил рукописные строчки в кляксы... А ведь оставалось произнести всего несколько фраз!.. Проклятая привычка матери выдергивать его к себе, где бы он ни был, в любое время — она бесила его до глубины души!..
Это был последний шанс — и всё пошло крахом из-за какой-то нелепости... Гилберт чувствовал себя опустошенным и раздавленным. Он сам создал своего убийцу — по собственной глупости. И теперь не может ничего исправить — из-за случайных помех. Просто смешно... Он всего лишь хотел доказать миру, на что способен! Какое ребячество... Хотел получить могущественную силу — и едва не погиб. Хотя, если бы знал, на что придется согласиться ради жизни, выбрал бы смерть...
Нет, конечно, выход был, и Гилберт о нем помнил. Верный способ подчинить безымянную тварь — это завершить прерванный ритуал сотворения демона, позволить чудовищу испить крови хозяина. Но для этого нужно было, во-первых, освободить чудовище от сдерживающих оков заклятья, а этого Гилберт не умел. А во-вторых, он был более чем уверен, что если пойдет на этот шаг — чудовище выпустит всю кровь из своего создателя прежде, чем тот успеет произнести хоть слово.
Гилберт бросил ставшую бесполезной книгу в зев камина, невесело усмехнулся. Что ж, он проклял себя сам — он не имеет права жаловаться на свою участь.
***
В порядочном королевстве всё должно быть на своих местах и каждый обязан заниматься своим делом: ведьма — варить зелья, чернокнижник — чахнуть над гримуарами, принцесса — ждать своего рыцаря, а король...
Король Стефан Шестой не любил шумных балов и многолюдных сборищ. Пышным празднествам и придворным развлечениям он предпочитал общество немногих приближенных. Проведя молодость в победоносных военных походах, а зрелость — в поездках по завоеванным землям, в неустанных заботах о благе королевства, на старости лет Стефан мог позволить себе заслуженный покой, размеренные дни и по-домашнему уютные вечера.
