Танит Ли - Повелитель гроз. Анакир. Белая змея
— Ты пришла с какими-то новостями, Ломандра. С какими?
Заравийка хрипло сказала:
— И мать и дитя живы.
Отекшее лицо Вал-Малы перекосилось в злобном спазме.
— Ты являешься ко мне и осмеливаешься заявить, что они живы. Ты осмеливаешься заявить, что ты была там, и они остались в живых, оба. Эта ведьма послала змею, чтобы лишить меня моего ребенка. Да поглотят тебя черные преисподние Эарла, безмозглая тупица!
У Ломандры отчаянно заколотилось сердце. Она встретила мечущий молнии взгляд Вал-Малы со всей твердостью, на которую была способна.
— А что я могла сделать, мадам?
— Сделать! Во имя богов Дорфара, ты что, вообще ничего не соображаешь? Слушай меня, Ломандра, и слушай внимательно. Ты вернешься во Дворец Мира и дождешься, когда врач уйдет от нее. Да не трясись ты так, можешь не беспокоиться о девке, я возьму ее на себя. Просто позаботься о том, чтобы этот щенок незаметно задохнулся в подушках в своей колыбели. Там и делать-то нечего.
Ломандра молча смотрела на нее, и вся кровь отхлынула у нее от лица.
— Я начинаю задумываться о том, могу ли доверять тебе, Ломандра. В таком случае, я требую от тебя доказательство того, что ты выполнила мое поручение. — Королева откинулась на спинку кресла, и ее лицо стало совершенно непроницаемым. Ломандра пришла в полное отчаяние, почувствовав, что в ее хозяйке не осталось абсолютно ничего человеческого и разумного и что она разговаривает скорее с дьяволицей из ада.
— Принесешь мне, — велела Вал-Мала, — мизинец с его левой руки. Вижу, что эта задача тебе еще менее по вкусу, чем первая. Считай ее наказанием за твою нерешительность. Полагаю, ты понимаешь, какая у тебя альтернатива. Только попробуй не подчиниться мне, и остаток своей жизни ты проживешь с таким разнообразием всевозможных шрамов на теле, какое мой палач только сможет изобрести. А теперь иди. Сделай то, что я тебе приказала.
Ломандра развернулась и вышла, разом превратившись в дряхлую старуху. Она едва понимала, что делает. Она испытала вялое удивление, когда очутилась у занавеси, отгораживающей комнату Ашне’е, и так и не смогла вспомнить, как она там оказалась.
Ребенок спал в колыбельке у кровати матери, она, казалось, тоже спала, а врач уже ушел. Ломандра подошла к колыбельке и остановилась, глядя в нее ничего не видящими красными глазами. Ее рука потянулась к краю подушки. Просто, это будет так просто. Подушка на полдюйма выскользнула из-под головы спящего ребенка.
— Ломандра.
Ломандра мгновенно обернулась. Желтые глаза девушки были распахнуты и смотрели прямо на нее.
— Что ты делаешь, Ломандра?
Заравийка почувствовала, как что-то непреодолимое сковало ее волю, принуждая ее ответить.
— Королева… Королева приказала мне задушить твоего сына. В доказательство того, что я исполнила ее желание, она хочет получить мизинец его левой руки.
— Дай мне ребенка, — велела Ашне’е. — Там, на столе, врач оставил снотворный сбор в черном пузырьке. Принеси мне его.
Ломандра, действуя как безвольный автомат, повиновалась. Ашне’е взяла младенца на руки, обнажила грудь и капнула на сосок немного темной жидкости, прежде чем вложить его в ротик ребенка.
— А теперь, — сказала она, — дай мне нож.
Никогда в жизни Ломандра не видела столь непоколебимой безжалостности. Рядом с этим злоба Вал-Малы показалась ей невинной детской шаловливостью.
Заравийке казалось, что она двигается, точно кукла, выполняя указания Ашне’е, как будто невидимый кукловод приводил ее в действия, дергая за серебряные ниточки.
Мужчина в ливрее королевы низко склонился перед своей госпожой.
— Мадам, леди Ломандра просит преподнести вам этот знак.
— Неужели? Какая милая шкатулка. Элирианская эмаль, если я не ошибаюсь.
Королева слегка приподняла крышку шкатулки и заглянула внутрь. На ее лице не дрогнул ни один мускул. Расстроить ее мог лишь вид ее собственной крови. Принадлежность к правящей династии Висов наложила на нее свой отпечаток: она считала всех остальных, в особенности тех, кто был рожден в низших слоях, недочеловеками. Она захлопнула крышку.
— Можешь передать Ломандре, что ее подарок порадовал меня. Я запомню ее предупредительность.
Вал-Мала поднялась и уединилась в дальней комнатке, где выбросила что-то из шкатулки в курильницу.
Через некоторое время ее фрейлин поднял на ноги дикий вопль. У королевы начались роды — несколько преждевременно.
Были вызваны пять докторов и уйма повитух.
Роды были не слишком трудными, но Вал-Мала позабыла про свою королевскую гордость и вопила, как уличная девка, кляня все на свете и жалуясь богам на то, что ее мучения никак не кончатся. В конце концов ей дали какое-то снадобье, и ребенок появился на свет, когда его мать лежала без сознания.
На храмовых алтарях приносили в жертву белых птиц, дымки жертвенных костров, словно поднимающийся над водой туман, затянули реку Окрис, колокола звонили не переставая, а на дозорных башнях загорелись голубые сигнальные огни.
Королева очнулась.
Первая ее мысль была о собственном теле, избавившемся наконец-то от порабощавшего его уродства, вытолкнувшего маленького тирана наружу. Вторая — о короле, о мужчине, которого она создала и которому предстояло взойти на трон своего ненавистного предшественника, Редона. А она будет править от его имени.
У кровати стояло несколько фрейлин; тусклый вечерний свет выхватывал из сумерек их поблескивавшие украшения и, сколь бы слабым он ни был, его все же хватило, чтобы королева смогла разглядеть беспокойство на темных лицах своих женщин.
— Где мое дитя? — спросила она.
Они принялись нервозно переглядываться.
К постели приблизилась толстая повитуха.
— Ваше величество, у вас сын.
— Я знаю. — Вал-Мала начала проявлять нетерпение. — Дайте мне взглянуть на него. Сейчас же.
Женщина попятилась, уступив место мужчине в одежде хирурга, который наклонился над ней и выдохнул:
— Возможно, милостивая госпожа, вам стоило бы немного восстановить свои силы, прежде чем мы принесем вам ребенка.
— Я хочу увидеть его сейчас. Сейчас, болван, ты меня слышал?
Врач низко поклонился, сделал знак, и из дальнего конца комнаты подошла девушка с белым свертком на руках.
Вал-Мала со своих подушек смотрела на нее.
— Он мертв?
Этот вопрос отдался у нее в душе внезапным приступом ужаса. Он был ее единственным ключом к Дорфару и к власти над ним; если он родился мертвым…. о боги, что ей тогда делать? Она схватила ребенка, завернутого в расшитое драконами одеяльце. Он был теплым и слабо шевелился, но почему-то не кричал. Она развернула пеленки. Почему он не кричит? Это плохо? Нет, он лежал, голенький, у нее на руках, и она видела, что он безупречен. Но все-таки, в чем..?
