Ольга Громыко - Цветок камалейника
В-третьих, когда ЭрТару все-таки удалось отвоевать у собак огрызок сна, ему привиделась такая дрянь, что лучше бы не засыпал. Какая-то битва на забрызганном кровью чердаке, сгорающий заживо человек, мертвый младенец в колыбели… Охотник выдрал на всякий случай не один волос, а целых три, и все равно гадкий осадок остался[12].
Вдобавок оказалось, что горец проспал обед (который ему и так не обещали, но можно было попробовать примазаться к раздаче).
После этого ЭрТар смирился с судьбой и подсчитывать нанесенные ею убытки прекратил.
Та же, уверившись в собственной безнаказанности, удвоила усилия.
Главу гильдии охотников будто к Иггру в гости зазвали. Дома сказали, что он уже ушел в «Упрямую воблу», а едальня оказалась закрыта и опечатана обережью за драку, о которой ЭрТару с превеликой охотой поведал местный пьянчуга, принимавший в ночном побоище самое непосредственное (судя по синяку в форме днища кружки на лбу) участие. Нарушение городского спокойствия обычно каралось штрафом с самих драчунов, однако хозяин едальни имел глупость обругать запоздавших обережников (махающая кулаками компания успела разнести пять столов и бочку со сквашем, не считая более легковесных предметов), за что и поплатился. Но глава гильдии, увы, ночевал дома (тем самым избежав похмельного пробуждения в застенках), поэтому где искать его теперь, горец понятия не имел.
На главных улицах началось вечернее гулянье по случаю Вознесения Невесты — с традиционными дудочниками и лютнистами, гадательными палатками, печеными яблоками на палочках, нищими и ворьем. Живот и Тишш все громче урчали дуэтом, и ЭрТар, сдавшись, отправился искать главу к ближайшей жаровне под броской надписью «Горскый лепешка с начынка — два купыш, трэтый дарым!». Судя по дорогой лаковой краске и обилию завитушек, явно намалеванных в мастерской, ошибки были сделаны нарочно, дабы покупатель не усомнился в истинно горском происхождении яства. На деле же вместо козлятины над огнем томилась говядина, а под лепешки на ячменной браге неубедительно маскировались постные, слегка подгорелые блины, так что горского от них осталась только физиономия продавца.
Соскучившийся за день земляк попытался втянуть ЭрТара в разговор, но тот вежливо согласился, что жителям равнин не понять величия гор, расплатился и отступил, давая место следующему покупателю. Разговоров о родне, которые неумолимо пойдут следующий темой, он старался избегать.
Свернув за угол, ЭрТар с любопытством надкусил «национальное блюдо». Ну если равнинники такое едят, авось и он не отравится. Горячая, по крайней мере.
Кошак тем более не стал привередничать, слопав свою долю вместе с салатными листьями, в которых подали лепешки. Среди корлиссов, как и их родичей-котов, частенько попадались привередливые твари, снисходящие только до отборного мяса, но с ЭрТаром у Тишша не было шансов избаловаться. Иногда им даже последнюю картофелину приходилось пополам делить.
Попеременно жуя лепешку и выуживая из зубов сопротивляющиеся трапезе волокна, горец переулочками побрел к площади. Не то чтобы он успел так хорошо изучить город, но, поймав направление, не сомневался, что рано или поздно выйдет к храму.
Порядочные горожане, похоже, выбирали другие места для прогулок, и здешние обитатели сплошь подозрительного вида косились на ЭрТара с удивлением. Однако дорогу не заступали. Светло еще, да и вышагивающий у ноги горца кошак отбивал охоту знакомиться ближе. Один нищий, правда, рискнул попытать успеха, заведя жалостливую песню про Светлого Иггра, который, несомненно, запишет кинутую убогому бусину во главу списка благих дел охотника…
ЭрТар бессовестно воспользовался грозной репутацией горцев, соорудив для попрошайки такой блестящий и кривой оскал, что фьета сломалась бы от зависти. Светлый Иггр разочарованно скомкал свиток и закинул на верхнюю полку хранилища судеб. Темный, напротив, упоенно строчил уже на обратной стороне меленько исписанного пергамента.
Нищий с разочарованным шипением попятился, а горец, приметив впереди полукруг знакомой арки, ускорил шаг.
— Господин, подождите!
Тонкий просительный голосок заставил ЭрТара раздраженно скрипнуть зубами. Теперь они уже детей к нему подсылают!
— Чего тебе?! — рявкнул он на подбежавшего ребенка. Девочка испуганно сжалась в комочек и, чуть слышно пролепетав: «Вот, вы уронили…», протянула горцу намордник, который Тишш каким-то образом умудрился сорвать с ошейника, а судя по неприглядному виду «потери», еще и попытался зарыть в мусоре.
— Спасибо... — Смущенный ЭрТар потянулся за браслетом, но не успел расстегнуть, как рядом хлопнула дверь, и на улицу выскочила простоволосая женщина в сером обтрепанном платье, одной рукой прижимая к себе грудного ребенка, а в другой держа обугленный снизу кол, которым, видимо, прочищали дымоход.
— Сайя!
Девочка обеими руками вцепилась в мать, уткнулась лицом ей в живот и начала тоненько всхлипывать.
— Да я вовсе не хотел ее испугать… — растерянно начал ЭрТар, наткнувшись на взгляд женщины, как морун на рогатину. — Думал, она тоже клянчить примется…
— Клянчить?! — вспыхнула женщина, оперлась на кол, поудобнее перехватила ребенка и запальчиво бросила горцу в лицо: — Если нам с мужем приходится жить в трущобах, это еще не значит, что какой-то пестрокосый проходимец смеет оскорблять моего ребенка! Мы честные люди! Как только заработаем на долговую ирну, немедленно отсюда уберемся и забудем этот Иггром проклятый город и твою наглую рожу, как страшный сон!
— Много вам надо скопить? — мирно поинтересовался горец.
— Не твое дело! — Впрочем, женщина уже начала остывать, а видя на лице случайного собеседника неподдельное участие, нехотя проворчала: — Тридцать две серебряные…
ЭрТар переливчато присвистнул, восхитив оторвавшуюся от маминой юбки девочку.
— Ну значит, еще три осталось.
Расстегнутый браслет закачался у младенца перед носом, и тот немедленно вцепился в него обеими ручонками.
— Но… господин… я не могу… Это же такие деньги…— потрясенно забормотала женщина, пытаясь отобрать у ребенка блестящую низку, однако тот проявил удивительную для столь юного возраста практичность и расставаться с браслетом не пожелал, подняв возмущенный рев.
— Хэй, это всего лишь деньги, — отмахнулся горец, мысленно добавив: «И я смогу заработать еще, а вы — вряд ли». Не оплаченная до лета ирна была практически гиблым делом. Йеры охотно взывали к Иггру в долг, отмеряли три месяца сроку, а потом приходили и хладнокровно отбирали ирну обратно, обрекая селищан на голод и продажу земли за полцены (храмы же ее и скупали, немедленно пуская в оборот). — Во славу Светлого!
