Джо Аберкромби - Красная Страна
— Вероятно, он пытался сбежать. Они сделали из него урок. — Она надеялась, Ро не пыталась. Надеялась, что она слишком умна для этого. Надеялась, что она умнее, чем сама Шай была в ее возрасте. Она пошла к фургону, повернувшись спиной к остальным, плотно закрыв глаза и вытирая слезы. Чтоб достать чертовы лопаты.
— Снова ебаные раскопки, — сплюнул Лиф, кромсая землю, будто это она украла его брата.
— Лучше копать, чем быть закопанным, — сказал Ламб.
Шай оставила их копать могилы, волов пастись, а сама стала ходить кругами, опустилась, запустив пальцы в холодную траву, пытаясь прочесть знаки в затухающем свете. Пытаясь понять, чего они достигли и что делать дальше.
— Ламб.
Он хрюкнул, присаживаясь рядом с ней на корточки и вытряхивая грязь из рукавиц.
— Чего?
— Похоже, трое из них здесь откололись и направились на юго-восток. Остальные направились прямо на запад. Что думаешь?
— Пытаюсь не думать. Ты следопыт. Хотя понятия не имею, где ты так наловчилась.
— Просто вопрос для размышления. — Шай не хотела признаваться, что преследовать и быть преследуемым — две стороны одной монеты, и в части последнего у нее было два года пренеприятной практики.
— Они разделились? — спросил Лиф.
Ламб пропустил это мимо ушей, глядя на юг.
— Типа, поссорились?
— Возможно, — сказала Шай. — Или их отправили назад, проверить, не преследует ли их кто-нибудь.
Лиф потянулся к стреле, бросая взгляды на горизонт.
Ламб взмахом руки остановил его.
— Если б они хотели проверить, нас бы уже заметили. — Он продолжил смотреть на юг, через лес, на низкие холмы, куда, по мнению Шай, отправились те трое.
— Нет, полагаю, их достало. Может быть, для них это слишком далеко зашло. Возможно они начали думать, что следующих повесят их. Как бы то ни было, поедем за ними. Будем надеяться, что поймаем их прежде, чем колеса отвалятся от телеги. Или что-нибудь отвалится от меня, — добавил он и залез, морщась, на сидение фургона.
— С этими тремя детей нет, — сказал Лиф, замыкаясь.
— Нет. — Ламб снова напялил шляпу. — Но они могут указать нам верный путь. Нам надо починить фургон, найти новых волов или лошадей. Нам нужна еда. Возможно эти трое…
— Ты старый ебаный трус.
Последовала пауза. Затем Ламб кивнул на Шай.
— Мы с ней провели годы, пережевывая эту тему, и тебе нечего добавить к этому спору.
Шай смотрела на них, парень сердито глядел наверх, здоровяк спокойно и невозмутимо смотрел вниз со своего сиденья.
Лиф скривил губу.
— Нам надо следовать за детьми, или…
— Залезай в фургон, мальчик, или последуешь за детьми один.
Лиф снова открыл рот, но Шай раньше ухватила его за руку.
— Я хочу поймать их так же сильно, как ты, но Ламб прав — там двадцать мужиков, скверных, вооруженных и готовых на все. Там мы ничего не можем сделать.
— Нам придется поймать их рано или поздно, не так ли? — бросил Лиф, тяжело дыша. — Может быть лучше сейчас, пока мой брат или твой все еще живы!
Шай должна была признать, что в этом был смысл, но это ничего не меняло. Она выдержала его взгляд и сказала ему в лицо, спокойно, но твердо:
— Полезай в фургон, Лиф.
На этот раз он сделал, как было сказано, взобрался к вещам и тихо уселся там, спиной к ним.
Шай усадила свою избитую задницу рядом с Ламбом, пока он дергал поводья, заставляя Скейла и Кальдера неохотно двигаться.
— Что будем делать, когда поймаем тех троих? — тихо спросила она, чтобы Лиф их не услышал. — Скорее всего, они тоже вооружены и готовы на все. Вооружены, наверняка, лучше нас.
— Полагаю, нам придется быть готовыми на большее.
Ее брови поднялись. Этот здоровый, мягкий северянин, который, бывало, бегал, смеясь, по пшенице с Питом на одном плече и Ро на другом; который часами сидел на закате с Галли, в тишине передавая бутылку; который ни разу не поднял на нее руку во время ее взросления, несмотря на жесткие провокации — теперь он говорит о том, чтобы обагрить руки по локоть, так, словно это пустяк.
Шай знала, что это не пустяк.
Она закрыла глаза и вспомнила лицо Джега после того, как она его зарезала, кровь, залившую его глаза, когда он выполз на улицу, шепча «Смоук[11], Смоук…». Того клерка в магазине, смотревшего на нее, пока его рубашка чернела. Тот взгляд Додда, глупо пялившегося на ее стрелу в своей груди. Зачем ты это сделала?
Она сильно потерла лицо рукой, внезапно вспотев; сердце тяжело стучало, и она закуталась в сальную одежду, словно могла укрыться от своего прошлого. Но это не помогало, и оно ее настигало. Ради Пита и Ро ей нужно будет снова обагрить руки. Она сжала пальцами рукоять ножа, тяжело вздохнула и выпятила челюсть. Выбора не было тогда. Выбора нет и теперь. А по тем, кого они преследовали, не нужно проливать слез.
— Когда мы найдем их, — ее голос тонко звучал в сгущающейся тьме, — сможешь делать, как я скажу?
— Нет, — сказал Ламб.
— Чего? — он так давно делал все, что она скажет, что она и не думала, будто может быть по-другому.
Когда она посмотрела на него, его старое, покрытое шрамами лицо кривилось, будто от боли.
— Я обещал твоей матери. Перед тем, как она умерла. Обещал присмотреть за детьми. За Питом и Ро… и я полагаю, тебя это тоже включает, не так ли?
— Наверное, — прошептала она, совсем не уверенно.
— Я нарушил много обещаний в своей жизни. Позволял им смываться, как листья смываются водой. — Он потер глаза тыльной стороной перчатки. — Я намерен сдержать это. Поэтому, когда мы их найдем… ты будешь делать, как я скажу. На этот раз.
— Хорошо. — Она могла так сказать, если ему так хотелось.
А затем делать то, что нужно.
Достойнейший
— Видимо, это Сквердил, — сказал инквизитор Лорсен, хмуро глядя в карту.
— А Сквердил есть в списке наставника? — спросил Коска.
— Есть. — Лорсен убедился, что в его голосе нет ничего, что могло быть расценено как неуверенность. Он был единственным на сотню миль, у кого было что-то похожее на причину здесь находиться. Он не мог позволить себе никаких сомнений.
Наставник Пайк сказал, что будущее на западе, но через очки инквизитора Лорсена городок Сквердил не выглядел, как будущее. Не выглядел он и как настоящее, для любого, у кого есть возможность выбора. Люди, влачащие существование в Близкой Стране были даже беднее, чем он ожидал. Беглецы и изгои, отбросы и неудачники. Настолько бедные, что поддержка повстанцев против самой сильной нации вряд ли была у них на первом месте. Но Лорсен не мог беспокоиться из-за вероятностей. Допущения, оправдания и компромиссы были также недопустимой роскошью. За много болезненных лет управления тюрьмой в нглии он выучил, что люди делятся на правильных и неправильных, и неправильные не заслуживают никакой жалости. Это не доставляло ему никакого удовольствия, но за лучший мир приходится платить.
