Любовь Черникова - Защитница. Киррана-1
висок, поцеловала в лоб, чуть было вновь не изойдя на слёзы. Осторожно устроила руку на
широкой груди, которая больше не вздымалась и попятилась назад. Опрометью выскочив наружу,
закричала с крыльца:
– Защитник Каррон умер! – на этом её самообладание закончилось. Она сползла вниз по
перилам на ступеньку и разрыдалась.
На крик обернулся возившийся в огороде староста Опорафий. Глубочайшее удивление
застыло на его лице:
– К-как умер? Каррон Защитник?! Не может быть!
Каррона похоронили спустя три дня. Провожали всем миром.
Хмурые дюжие мужики перед закатом вынесли в лодке обряженное в золотую рубаху тело.
Следом шли голосящие на все лады бабы. Процессия медленно двинулась к Керунову холму, что у
дубовой рощи. Там загодя выложили высокую краду. По обычаю тело Защитника сжигали, пепел
развеивали над подвластной ему землёй, дабы и далее охранял его дух жителей. Присматривал
за ними из чертогов Керуна до тех пор, пока не явится новый Защитник.
Анасташа, вопреки обыкновению, не пролила ни слезинки с тех самых пор, как взяла
холодную руку Каррона в свою. Не выпускала ни на миг, пока языки пламени не лизнули и её
запястье, оставив навечно красный след. Она молчала и будто не видела никого вокруг, даже
когда ревущая в голос Кира утащила её в сторону подальше от погребального костра.
Староста Опорафий отправил в Орден чёрного голубя, приложив к записке с печальной
вестью громовик Защитника.
Месяцы после смерти Каррона пролетели незаметно. Жизнь пошла чередом, и жители
Золотых Орешков постепенно перестали задаваться вопросом: как такое случилось? Что
послужило причиной смерти Защитника? Тщательно скрываемый недуг? Так, Защитники почти не
болеют. Может, проклятье? Но кто бы отважился на такое безумство, ведь всем известно что
боги хранят Защитников пуще других? Решили в итоге, что такова воля Керуна, и стали ждать
нового Защитника.
Несмотря ни на что, следующая зима прошла спокойно. Стая вновь обошла деревню
стороной, следуя давнему уговору. Отгремели весенние ручьи, дороги стали проходимы, и вот
прискакал долгожданный гонец с вестью: Светлый Князь Богомил назначил Золотым Орешкам
нового Защитника, мол, готовьтесь. Начали судачить, да за весенними заботами стало не до того.
Староста Опорафий заранее позаботился, чтобы дом Защитника приготовили для нового
жильца, но перед этим самолично пришёл к Кире и, стоя у калитки, тихо сказал сходить и взять в
память об отце любую вещь. Оказалось, он давно знал, что Кира его дочь, но из уважения к
Каррону хранил его тайну свято.
Снаружи на цепи мёл хвостом Волчок, радостно поскуливая. Кира подошла и погладила пса
по мохнатой голове.
– Что дружище? – пёс понуро опустил лобастую голову.
С тех пор как умер Каррон, Волчок то принимался выть, то днями лежал не двигаясь, и никого
к себе не подпускал. Извести его деревенские не решались, чтобы не прогневить дух Защитника,
но отпускать побаивались – совсем лютый стал, да и донимал он порой своим воем. Кормили его
Кира и Микор по очереди, да ещё староста Опорафий. Пёс уважал старика.
У крыльца Кира помедлила, набираясь смелости – не заходила внутрь с тех пор, как
обнаружила тело отца. Стоя на пороге вспомнила, как впервые, робея, вошла в горницу. Ей тогда
было восемь. Отец посадил её на колени и рассказал сказку о далёком Стольном Граде и
княжеском дворце.
Кира прошла дальше. Провела рукой по вощёному столу. Вдохнула грудью насыщенный
знакомыми запахами воздух. Села на лавку и разревелась.
Но слёзы быстро высохли, как, впрочем, и всегда. Она стала осматриваться, размышляя,
чтобы взять такое, что особенно дорого сердцу. На глаза попалась книга, которую по вечерам
читал Каррон. Небольшая, но толстая, в потёртой кожаной обложке, испещрённой странными
символами. Она и теперь стояла на полке, на прежнем месте.
Кира подошла, благоговейно взяла книгу в руки и осторожно, с почтением, положила на стол.
Расстегнула застёжки кожаного переплёта и открыла где-то посередине. От страниц веяло если
не древностью, то прошедшими многими годами. Пожелтевшие страницы были усеяны ровными
строчками. Ни одного знака и ни одной закорючки Кира не смогла разобрать. Отец учил её
драться, охотится, выживать в лесу, примечать важное, грамотно таиться, сливаясь с тенями. Учил
и азбуке – у неё дома была целая полка со сказками. Но рассказать про руны, которыми написана
эта книга, наотрез отказался.
«Не надобно тебе это знание, – говорил он, – лишь девичий ум смущать».
Охотница закрыла загадочную книгу и, погладив шероховатую обложку, аккуратно поставила
обратно. В конце концов, это – книга Защитников, вдруг неправильно будет забрать её себе? Она
обернулась вновь осматривая горницу.
На стене в ножнах висел охотничий нож. Кира взяла его, подбросила в руке и сделала пару
заученных движений. Пожалуй, то что нужно. Резная костяная рукоять, отполированная за годы
рукой отца. Добротная сталь. Такого не найти ни у кого в деревне. Нож верой и правдой служил
Защитнику, пускай теперь и ей послужит: и как нож, и как добрая память. Она сунула клинок
обратно в ножны, приладила к поясу и улыбнулась, представив, как мать в очередной раз закатит
глаза, на эту её выходку.
Глава 4
– Адепт Нааррон, Адепт Нааррон! – в келью без стука ворвался запыхавшийся служка.
Совсем юный – на вид не больше тринадцати зим – долговязый, нескладный. Ученическая
хламида на нём болталась и явно была велика, будто с чужого плеча. Он остановился и шмыгнул
густо усеянным веснушками носом, вдруг оробев под строгим взглядом Нааррона.
– Ну? – адепт скопировал суровый взгляд Агилона, пытаясь всем видом показать, что
недоволен. Разве можно отрывать помощника Настоятеля Южной башни от важных дел? Правда,
в силу собственной молодости, а также из-за стёкол окуляров, которые использовал при чтении,
на деле выглядел Нааррон не настолько сурово, как ему бы того хотелось.
– Вас, это... Настоятель Агилон зовёт. Говорит срочно явиться.
Нааррон заполошно подскочил с грубой деревянной скамьи, запутавшись в собственной
хламиде, чуть не упал, смахнув со стола рукописи и опрокинув чернильницу. Настоятель назначил
встречу для беседы по его научной работе, а он и запамятовал, погрузившись в изучение
материала!
Адепт бросился к окну.
