Виктор Дуров - Ролевик: Рейнджер
Короче, утром мы вышли имея в охране дюжину ополченцев, причем или старых, или хворых, или молодых совсем. И вот, на полпути от деревни до гор мы попали. Вышли на гребень очередного увала, а перед нами на лугу, поперёк дороги – полторы сотни орков. Причём не какой-то мелочи, снайгов легковооружённых всего три десятка, с луками да дротиками, два десятка рейдеров на волках, да сотня уруков из Багрового Когтя.
Как, говоришь? Вот именно – офонарели мы. Стали к смерти готовиться, старейшины с шаманом затеяли прятать сундучок, орки начали эдак не торопясь, с удовольствием даже, в цепь разворачиваться. Представь: стоим головой каравана на гребне, впереди – ровное поле, склон, но такой пологий, что почти и нету. Впереди, в каких-то четырёх сотнях шагов – орки. Сзади – поле, слева – овраг, вдоль дороги. Справа, в паре сотен шагов начинаются какие-то кустики, дальше, шагов через тысячу – лес.
Детишек бы отправить в лес, с бабами, да боязно – кто его знает, сколько там по кустам снайг да гоблинов понатыкано. Развернули мы передний воз, встали перед ним строем, прощаемся друг с другом. И тут, из травы, что гному по пояс, выходят трое – в плащах эльфийских, с луками, с мечами – Стражи, при полном параде. Ну, думаю, хоть недаром помрём, прихватим с собой орочьей крови.
А эти что-то старейшинам сказали, на воз вскочили, благо воз без верха был, луки в руки схватили, посовещались коротенько… Трое их было, двое постарше, один молодой ещё. Да только у того молодого – перстень Мастера-лучника на пальце был, а у старших на колчанах темляки, пятихвостки. Знаешь, что это значит? Правильно, чтоб доказать право своё на него – надо поднять в воздух пять стрел, чтоб последняя с тетивы сошла раньше, чем первая в цель попадёт. И чтобы каждая следующая раскалывала древко предыдущей. И повторить три раза за три дня, в любой момент, как Мастера прикажут, без подготовки.
Так вот, орков-лучников эти трое постелили минуты за две, на расстоянии двести пятьдесят шагов, ближе не пустили. Потом перебили всадников и их зверей. А потом начался цирк… К тому времени сотня уруков была на расстоянии двухсот шагов. Шли, сомкнув щиты, сплошная стена. А у нас – дюжина, с позволения сказать, пехотинцев да три лучника. Зато каких!
Вот представь картинку: идёт здоровенный орчара, весь в броне, щитом прикрыт, голову наклонил, из-за края щита только шлем и виден. И вот в этот шлем бьют сразу две стрелы, мощно бьют. Голова у орка откидывается назад, между щитом и шлемом возникает щёлка, на миг всего и тонкая, в палец. И в эту щель влетает третья стрела. Не простая, со стражьим сплавом. Орк, понятное дело – труп, он ещё падает, как над ним пролетают ещё две стрелы – в шеи его соседям, третья – сшибает орка, что вслед за первым шёл и пытался его место занять!
И раньше, чем успеешь сказать 'спаси меня, дух Гор, сына твоего' – в стене щитов дыра, как шахтные ворота. А главное диво в этом всём вот в чём: когда те две первые стрелы орка в лоб ударили – каждый из Стражей уже ещё по три-четыре в воздух поднял! И почти все – в цель. Почти, а не все, потому как бой: то орк о кочку споткнётся и его смерть над головой прожужжит, то зелёный щитом отмахнётся.
И что удивило – орки пёрли, как будто их сзади кирпичная стена подпирала. Или просто знали, что от Стража в чистом поле не убежишь, и потому пытались прорваться вплотную. Короче, самый шустрый и живучий орк не добежал до нашего воза ровно дюжину шагов, сам мерил потом. Этот успел бросить на бегу топорик и дротик. Топорик я щитом отбил, а дротик мой сосед перехватил. Вот и всё наше участие.
А после я увидел, чего это стоило Стражам. Мало, что у них на троих осталось пять стрел, из которых три – охотничьи, с костяным двузубым наконечником, на птицу. У молодого самого перчатка на левой руке лопнула и свалилась. И от запястья до середины большого пальца была одна сплошная рана, тетивой нарубленная, с белеющей внутри костью. Лук мокрый от крови, на помосте телеги – длинная лужица, тёмная, лаковая…
Ты представь только – ему каждый выстрел, как пытка был, а он бил так, как я не видел ни до, ни после и даже не представлял, что бывает! К нему подскочили старшие, заклинаний пару кинули, кровь остановили, тут и наши старейшины подошли, с благодарностью. Увидели эту кровавую лужу, на руку глянули, на колчаны пустые – и аж побелели. Колени преклонили, как в храме, благодарить стали. А стражи только и сказали:
– Мы выполняли Долг перед Орденом и Миром, не надо нас благодарить, мы сделали то, что были обязаны.
Но наши нашли-таки, что поднести. Открыли тот самый ларец, достали из него кожаный мешочек, а в нём – пять дюжин Рунных Трилистников! Да-да, я тоже ахнул. А старейшина наш и говорит:
– Вы потратили все ваши стрелы на наше спасение. Так возьмите же от нас замену!
Молча поклонились Стражи, приняли наконечники и – ушли. А Долг Крови наш клан всё равно на себя принял. И Подгорные Владыки позже признали этот Долг за всем народом. Наш же глава Клана ту окровавленную доску вынул аккуратно, оправил в золото и мифрил и установил в святилище Клана.
Для чего, спрашиваешь, это нужно было Ордену? Да кто ж скажет. Одно знаю – наши старейшины вернулись к графу, пошли на уступки в переговорах, он – тоже. И помирились, и поселились там опять. А могло всё войной окончиться. Может, для того и приходили Стражи, чтоб междоусобицы не допустить, перед лицом врага? Кто ж их знает…
* * *
Умолкли, допив чай, берглинги, отправился спать Гролин, оставив на часах непривычно притихшего Драуна. Задремал и я. Вот только почему-то зудела левая кисть, от запястья до середины большого пальца. И тревожная мысль билась в голове, как птица в клетке: 'Только бы тетива не намокла… Только бы не отсырела тетива!..'
И крутился перед глазами трёхгранный наконечник для тяжёлой стрелы. Красивый, из тёмного металла, с высокими рёбрами, в каждом ребре – треугольное сквозное отверстие, в отверстиях – пластинки из разных редких сплавов, на каждом – прорезная руна. Две руны Сродства и одна – руна Преодоления. Такой наконечник пройдёт сквозь любую броню, включая гномий тяжёлый доспех, так, как будто брони и вовсе нет. Конечно, если на кирасу не наложены особые заклятья, именно против таких стрел. Тогда должно добавиться четвёртое ребро и четвёртая руна…
И стояла перед глазами картина, как рушатся на землю подрубленными дубами, один за другим, как пшеница под серпом, пять дюжин троллей, прикрывавших штабной шатёр тёмного воинства…
Глава 6.
Утро в лесу, летом, на берегу реки… Воздух медленно, незаметно светлеет. Просто как-то вдруг замечаешь, что кусты на дальней стороне поляны не угадываются смутным силуэтом, а видны. Хоть глаз ещё плохо различает оттенки листьев, но это уже не 'ночное зрение', а самое обычное, дневное. От травы, от земли поднимаются тонкие язычки тумана. Серые дымчатые змеи скользят по поверхности воды, которая в этот момент намного теплее воздуха, даже если выглядит тяжелой, свинцовой и холодной. Языки, хвосты и пряди отрываются от поверхности, скручиваются в жгуты и косички, поднимаются в небо и бесследно истаивают в нескольких метрах над землёй. Восток светлеет, кромка леса окрашивается красноватой каймой и, наконец, над линией горизонта показывается оно – светило, дарящее жизнь и тепло Солнце, как бы не называли его в этом мире и в этом месте. Вначале это просто красный шар, круглый красный глаз Мироздания, на который вполне можно смотреть, не щурясь, невооружённым глазом. Но этот шар быстро наливается светом и жаром, вот он брызжет первыми лучами и очень скоро заставляет обнаглевшего смертного отвести взгляд, потупиться, признать превосходство главного Источника сил и энергии Мира.
