Антон Грановский - Посланники тьмы
Ладно, черт с ней, с этой старухой.
Взойдя на крыльцо, Глеб переложил берестяной факелок, купленный полчаса назад на торжке, в левую руку, а правой осторожно постучал в дверь. Потом негромко окликнул:
– Ведана!
Никто не отозвался.
Глеб снова постучал – на этот раз громче и снова позвал:
– Ведана, открой! Открой, я от Дивляна!
Но и на этот раз ответа не последовало. Тогда Глеб отошел на шаг от двери и с размаху ударил по ней ногой. Дубовый засов вылетел, и ветхая дверь распахнулась.
Глеб шагнул внутрь избы. В лицо ему тут же пахнуло странным запахом.
– Ведана! – снова окликнул он. – Не бойся! Я пришел, чтобы поговорить о Дивляне!
Ответа не последовало. Глеб достал из кармана зажигалку и запалил факел. Яркий язык пламени осветил крохотные сени. Глеб миновал сени, вошел в горницу и остановился на пороге.
На полу валялась сорванная с веревки занавеска. За занавеской стояла кровать. Ведана лежала на кровати лицом кверху, раскинув руки и ноги. Тело ее, одетое в белую ночную рубашку, высохло так, что напоминало завернутые в желтоватый пергамент кости. Одеяло было откинуто, а подол рубашки задран девке до пояса.
Но страшнее всего было лицо. Щеки запали, нос заострился, а глаза вывалились из орбит. Эти распахнутые глаза смотрели на Глеба с таким невыразимым ужасом, что по спине его пробежала ледяная волна, и он обернулся, опасаясь, что тайный враг – кем бы он ни был – стоит у него за спиной.
Однако сзади никого не было.
Глеб вновь повернулся к девке, поборол приступ тошноты и шагнул к кровати, чтобы разглядеть тело внимательнее. Он хотел зажать нос, но понял, что это не понадобится. Несмотря на ужасный вид, тело Веданы не смердело. От него исходил запах сухих трав, и Глебу этот запах показался странно и жутковато знакомым.
Он склонился над Веданой и осветил ее лицо. Губы девки были вымазаны какой-то черной дрянью, похожей на слизь.
Глеб протянул руку к ее рту и осторожно раздвинул губы. Зубы Веданы покрывал бурый налет, десны почернели и выглядели так, словно обуглились.
Запах сухой травы, исходивший от высохшего тела, вблизи казался еще гуще и насыщенней. И вдруг сердце Глеба судорожно дернулось в груди, а кулаки сжались сами собой – он узнал этот запах. Это был запах Гиблого места.
Немного поразмыслив, Глеб решил осмотреть дом, пока за окном не стемнело. А решив – тут же взялся за дело.
Однако обыск ничего не дал. Переворошив всю избу, Глеб не нашел ни тайников, ни кубышек с серебром.
Перед тем как уйти, Глеб снова подошел к топчану и снова осмотрел иссохшееся тело девушки, старательно обходя взглядом ее вытаращенные, остекленевшие глаза.
Глеб обнаружил, что ногти на ее пальцах сломаны, а некоторые – содраны. Очевидно, она пыталась защитить себя. Чуть пониже левой груди темнел синяк, и Глеб почти не сомневался, что ребро у девушки в этом месте сломано.
Опустив взгляд еще ниже, Глеб содрогнулся. Он понял, что перед тем, как прикончить Ведану, убийца изнасиловал ее. Сероватые, не слишком свежие простыни были испачканы пятнами крови. Кровь была и на бедрах Веданы, а ее промежность была разорвана.
Резкий порыв ветра сотряс окошко. По комнате пробежал сквозняк, и факел в руке Глеба потух.
– Твою мать... – тихо выругался Глеб и полез в карман за зажигалкой.
И вдруг Глеб ясно ощутил, что он в этой комнате не один. Стоило ему это почувствовать, и страх – как приступ паники – тут же ворвался в его душу, подкатил к горлу комом, заставив Глеба шумно и хрипло задышать.
Что-то стремительно и бесшумно надвигалось на него во мраке. Сжав зубы, чтобы унять охватившую тело дрожь, и положившись на свои инстинкты, Глеб выхватил меч и рубанул тьму перед собой.
Меч его с чавканьем воткнулся во что-то мягкое и вязкое. Рукоять меча сильно дернулась и выскользнула у Глеба из пальцев. И тут же кто-то навалился на Глеба и сбил его с ног.
Холодные пальцы сдавили Глебу шею, а лицо его обдало гнилостным старческим дыханием. Глеб пробовал отбиться и вырваться, но все было бесполезно. Пальцы противника все крепче сжимали его шею.
– Нет... – в ужасе прохрипел Глеб. – О, боги... Нет...
Задыхаясь и почти теряя сознание, Глеб зашарил рукой по полу, надеясь найти меч. Пальцы его наткнулись на выпавшую из кармана зажигалку. Глеб схватил зажигалку и судорожным движением выщелкнул пламя.
Язычок огня взвился вверх, озарив комнату тусклым, подрагивающим, рыжеватым светом. И в то же мгновение холодные пальцы выпустили шею Глеба. Скосив глаза, он успел заметить, как темная тень отпрянула от него и быстро переместилась к двери.
Хлопнула входная дверь, по комнате вновь пробежал ледяной сквозняк, заставив Глеба заслонить зажигалку ладонью. Затем все стихло.
Глеб сел на полу и закашлялся, морщась от боли в распухшем горле. Затем взял факел и зажег его. При свете факела он поднял с пола меч и крепко сжал его в руке.
Он не чувствовал досады из-за того, что упустил убийцу, который почти был у него в руках. Он чувствовал облегчение и радость от того, что остался жив.
Взгляд Глеба упал на большое черное пятно на полу, метрах в полутора от него. Приглядевшись, он увидел, что это не просто пятно, а ошметки черной пены. Ошметки эти с тихим чавкающим звуком таяли прямо у него на глазах, стремительно впитываясь в щели между половицами.
Глеб облизнул пересохшие от страха губы и хрипло пробормотал:
– Пора отсюда убираться.
Затем тяжело поднялся на ноги и, держа факел в одной руке, а меч в другой, зашагал к двери, уверенный, что увиденного и испытанного им в этом доме хватит на дюжину кошмарных снов.
10
Следующий день выдался солнечным. Глеб, остановившийся на постой в доме старого приятеля, проспал почти до полудня. Поднялся он с тяжелой головой и, бормоча под нос проклятия браге, олусу и хмельному сбитню, сунул ноги в поношенные ичиги.
Умылся из бадьи ледяной водой. Почистил деревянной жеваной щеточкой зубы. Затем неторопливо оделся. Кожаные штаны, рубаха, шерстяная поддевка, короткая меховая куртка, благодаря которой многие принимали его за охотника-промысловика... Сверху широкий пояс, а на нем – ножны с мечом. В заплечной кобуре – ольстра.
Довершили дело длинный суконный плащ с капюшоном, который Глеб скрепил на плече массивной медной пряжкой, и охотничья кожаная шапка.
Выйдя на улицу, Глеб набросил на голову капюшон и зашагал по дороге к торжку, весело поскрипывая утоптанным снегом. В животе урчало от голода. Вот и торжок.
Возле крайней лавки мужик в каком-то странном ватнике пытался развернуть телегу, дергая лошадку за узду. Сбруя на лошадке была гнилая – одни узлы. Видать, дела у торгового человека шли плохо.
