Алина Илларионова - Клинки севера
— Л'лэрд Винтерфелл…
— Арвиэль.
— Л'лэрд Авриэль… — начала девушка. Тот промолчал — сойдёт — и она воодушевилась. — Простите меня. Вы ведь просили позвать господина Шумора, а господин Аттеа сам навстречу шёл.
— Ох, Летти! Было б за что прощать!
— Знаете, Л'лэрд Арвиэль… а мне её тоже жалко.
ГЛАВА 5
Одеваться к завтраку Л'лэрд пожелал сам, а потому — все вон! Его здорово повеселила традиция наряжаться и к завтраку, и к обеду, и к ужину. Дан поучал, дескать, утром следует одеваться в светлое, днём — в яркое, вечером, соответственно, в тёмное. Ерунда какая-то.
Рубашка на Вилле уже была бледно-жёлтая, правда, мятая немного, но сойдёт и за жатую нарочно, если особо не приглядываться. На мгновение возникла идея надеть красные шаровары, невесть как затесавшиеся в сумку, и подпоясаться зелёным кушаком, дабы сразить всех наповал. Впрочем, Вилль передумал. Напоследок забрал волосы в низкий хвост, который скрепил неброским чёрным зажимом. Вот и всё! Л'лэрд Винтерфелл, уважаемый посол Неверрийской Империи и императора Аристана I лично, готов к принятию пищи!
Желудок одобрительно заурчал.
Дверь Вилль предусмотрительно запер на ключ: не хватало ещё по возвращении обнаружить под кроватью кровопийцу эмпузу с ослиными ногами. По коридору шёл неспешно, разглядывая интерьер. И в Северинге, и в Равенне приходилось двигаться быстро, теперь же он тренировал прогулочный шаг. Ничего нового обнаружено не было: всё тот же крапчатый, как перепелиное яйцо, мраморный пол с узкой лентой тёмно-зелёного ковра посередине и такого же цвета плинтусами. Стены с прилепленными подсвечниками отливают при дневном свете зеленовато-розовым перламутром. Наконец, заметил его. Сучок. Необычной формы сучок, смахивающий на раздавленного клопа, украшал дверь Л'лэрда Шантэля. Ну да, верно. Его дверь, через две — пустующую и занятую — комнаты от двери Вилля. А затем он услышал приглушённые голоса, и чуткое ухо против воли шевельнулось… Шантэль и Летти… Стоп!
Он закусил губу и переступил с ноги на ногу. Ох, Пресветлая! Как же это невоспитанно! Но, с другой стороны, разговор явно идёт на повышенных тонах, и девушке может понадобиться его помощь. Так что…
Аватар чуть подался к двери.
— Слушай меня внимательно, девочка. Если подобное произойдёт ещё раз, простым выговором ты не отделаешься, уверяю.
— Но я не виновата! И Л'лэрд не сердится! — с неким вызовом отвечала служанка.
Многозначительный смешок, и после непродолжительного молчания:
— Не сердится? Его легко можно переубедить. И ты понимаешь это, верно?
Дверь распахнулась, едва не поздоровавшись со лбом Вилля тем самым приметным сучком. Благо, эльфийское проворство спасло.
Летти бежала, не разбирая дороги, точно за ней гнались беси. Однако почти у самой лестницы взяла себя в руки. Чуть постояла, упираясь ладонями о колени, выпрямилась и пошла гордо, будто по вычерченной линии. Выучка, однако! Аватар решил обождать, пока Летти исчезнет, а Шантэль запрёт дверь изнутри. Правда никуда от него не спрячется, да и расстроенную девушку сейчас расспрашивать не стоит. Чуть позже. Осторожно, ненавязчиво, деликатно. А то и сама каяться придёт, видать, приучена.
Он легко сбежал по мраморной лестнице, на которой вчера оскользнулся Мариус Аттеа. И кувыркался бы всем немалым весом по десятку ступеней, да вовремя успел создать воздушную подушку.
Обеденная зала занимала летнюю веранду, с трёх сторон окружённую колоннами, увенчанными прелюбопытными завитками. Как объяснили восхищённому аватару, называются они волютами. У самой входной арки он столкнулся с Летти, спешащей навстречу с пустым подносом в руках. Если девушка и плакала, то на её лице это никоим образом не отразилось. Леська бы до сих пор демонстрировала мокрый нос, напрашиваясь на дополнительные комплименты. При этом воспоминании Вилль не удержался от улыбки. Служанка улыбнулась в ответ.
— Проходите, Л'лэрд Арвиэль, уже почти все собрались. А сегодня икру привезли красную. Просто чудо! Я вам с горочкой положу, — и тут же потупилась, смутившись собственной сердечности.
— С-спасибо, Летти, — икнул аватар.
Запечённый павлин напоминал по вкусу цыплёнка, но на этом радость от завтрака исчерпывалась, да и сам он проходил в тягостном молчании. То ли дело посиделки императорских гвардейцев, а уж про Северинг и вспоминать не стоит. Только сердце изматывать. Когда скидывались всем миром по нитке, и получался великолепный стол с деревенскими разносолами да печевом, пряным от чеснока полосатым салом; и настойка постепенно превращалась в наливку, а Темар забивал козью ножку и травил солдатские байки. О мартиных пирожках, за время болезни поглощённых в неимоверном количестве, лучше подумать перед сном. Авось приснятся.
Вилль ковырялся в чём-то студенистом, как холодец. Но, увы, вместо мяса в малоаппетитной розоватой субстанции застыло нечто, более всего походящее на рыбьи глаза. Обещанную розетку с красной икрой хотели поставить и возле него, но, хвала Пресветлой, Дан заметил. Почти вовремя, когда Л'лэрд только начал аристократически бледнеть. И ведь нельзя объяснить по-простому: «Простите, но меня от икры тошнит!» Невоспитанно.
Рассудил Вилль так: будет есть и думать, тогда вкус сам собой проглотится. Ничего не попишешь, кусочничать здесь не принято. Отколупнул верхушку слабо трепыхающегося студня и, не дёрнув ни единым мускулом, храбро отправил в рот…
…Итак, следует начать с очевидного. Действительно, повезло, что о твари он знал. Причём давно, ещё с северингской библиотеки, когда искал убийцу. Ехидну, впрочем, как и большинство других представителей нечисти, в книгах называли «тварью злоковредной и бесстыжей». И того, и другого ей было не занимать.
Домовой говорил, что подсознание хозяина похоже на лесное озеро, населённое рыбами-мыслями: воинственная щука, стеснительный карп, бережливый лещ, рассудительный сом. Даже ветер, камыш и солнце отражают эмоции. Хозяин доволен, и солнечные блики поливают золотом чистую гладь, плохо дело — бурая ряска слабо колышется в туманной хмари. Симка общался с обитателями подсознания при мыслесвязи либо, притаившись в осоке, наблюдал за их поведением, когда не хотел оказаться замеченным. К счастью, такое безобразие случилось всего пару раз.
Ехидна действовала иначе — осторожно нырнув, притворилась своей. Факт! Если верить книгам, эти твари проникают в подсознание разумного существа и подначивают на дичайшие подвиги. Делают это неспешно, слово за слово, и вот — человек уже сомневается в том, что раньше казалось ему догмой. Такова уж их природа! Распознавать все мысли разом не умеют, только беседовать с какой-то конкретной. Ехидне не повезло нарваться на сома. Ну нарвалась и нарвалась, бывает! Так и драпала бы подальше, когда запахло жареным! Но дурочка даже не пыталась спастись. И где традиционное: «Простите, пустите, я больше не буду?» Вместо этого старательно доводила несостоявшуюся жертву до бешенства, будто нарочно ища погибель. Где логика?..
