Лиланд Модезитт - Башни Заката
— Для чего? — Креслин встрепенулся. Такие слухи до него еще не доходили.
Но рот наставницы закрывается, как врата замка перед бурей.
— Все, Креслин, встретимся внизу. Милостивая госпожа увидится с тобой после того, как ты уложишь меч и парадный наряд.
Сейчас Креслин вовсе не рвется встречаться с матерью или Ллиз. Но мать — регент Западных Пределов и правитель Западного Оплота, господствующего над всеми горами, видными с высоких башен замка, и над множеством тех, которые не видны. Так что решать не ему. Во всяком случае, он не станет прощаться с ней в этих дурацких церемониальных шелках, которые только что примерял. Их место во вьюке, куда уже уложены все его пожитки, включая гитару. А меч стража останется при нем: мать не откажет ему в праве держать при себе прочный клинок для самозащиты. Хочется верить, что не откажет.
Наставница бойцов еще не вышла из его комнаты, а он уже начинает переодеваться — игнорируя взгляд Хелдры, снимает зеленую хлопковую сорочку и подобранные ей в тон брюки из тонко выделанной кожи, бросает их на шитое серебром покрывало и меняет на плотное кожаное облачение стража. Случайно подняв глаза, он натыкается на взор Хелдры, и та резко отворачивается.
Креслин качает головой. Даже Хелдра… Наверное, и Фиера была права, говоря о матери…
Он отгоняет несвоевременные мысли и натягивает толстые кожаные штаны с куда большей яростью, чем того требует дело.
Осталось только сложить церемониальный наряд. Пока Креслин будет прощаться с матерью, Гален уложит платье во вьюк.
Все еще качая головой, он выходит из комнаты и, не закрывая за собой дверь, направляется в другое крыло замка. Путь его пролегает мимо спальни Ллиз, но сестры там нет. В снегах Крыши Мира, в ходе суровых испытаний, ей предстоит еще раз подтвердить свою пригодность к правлению и право стать со временем маршалом. Как подтверждает она это каждый год, без исключений. Такова ее доля.
А на его долю остались лишь дворцовые интриги да угождение суб-тирану. Он раздраженно хмыкает и тут же тяжело вздыхает, сознавая, как мало знает о реальной жизни за стенами Оплота и пределами Крыши Мира.
Креслин стучится, и прежде, чем его стук смолкает, стоящая на часах седовласая мускулистая воительница отворяет дверь. Смерив неодобрительным взглядом клинок стража на его бедре, она пропускает юношу к маршалу.
Мать встречает его стоя.
— Креслин, ты и в дорожной коже выглядишь недурно, если не считать прически. Рано или поздно тебе придется отрастить волосы.
— Все может быть, — отвечает он, полагая, что все и вправду может измениться. Только неизвестно, как.
Мать смеется. В собственных покоях, где нет никого, кроме двух стражниц у дверей да еще нескольких в прихожей, она держится более свободно, чем на людях.
— Похоже, судьба все равно заставит тебя сражаться.
Креслин угрюмо усмехается:
— Мое представление о собственной судьбе слишком туманно, чтобы судить об этом.
Маршал касается его плеча, но тут же убирает руку.
— Сын, в Сарроннине у тебя все сложится хорошо, если ты усвоишь одну простую истину: коль скоро твоя судьба такова, можно и бежать, и сражаться; но бежать от судьбы или сражаться с ней бессмысленно.
— В этом какая-то обреченность.
Она качает головой:
— Ну, тебе пора. Идем?
Через зал они направляются к лестнице и спускаются к парадным воротам замка, где уже дожидается почетная стража.
Креслин сглатывает. Почетная стража, и это помимо вооруженного эскорта!
Он делает шаг к оседланному боевому пони. Поперек седла лежат его парка, теплая шапка и рукавицы. Гален не упустил ни одной мелочи. Настоящий мужчина, хозяйственный и заботливый.
— Доброго пути.
Склонив голову перед матерью, Креслин надевает парку, шапку, рукавицы и вскакивает в седло. Маршал, как всегда затянутая в черную кожу, стоит на вершине лестницы. Ветер ерошит ее короткие, тронутые сединой черные волосы.
Юноша поднимает руку в прощальном приветствии и трогает поводья.
Лишь дробный цокот копыт нарушает тишину, когда кавалькада выезжает из ворот замка на мощенную камнем дорогу, что ведет за пределы Крыши Мира, к землям, лежащим внизу.
XII
— Ну и что ты собираешься делать теперь? В чем в чем, а уж в союзе между Западным Оплотом и Сарроннином мы никак не заинтересованы. Достаточно и того, что эти Черные слабаки снова талдычат о нарушении нами Равновесия. А власть и влияние Риессы на южных торговых путях в сочетании с силой стражей этой сумасшедшей суки Дайлисс…
— По-моему, ты так ничего и не понял.
— Да что тут понимать? Риессе необходим какой-то способ, позволяющий держать эту… эту… мразь, ее сестрицу, под контролем — для чего и придуман союз Креслина с Мегерой. Для нас желательно не допустить соединения этой парочки, а тебе требуется еще и средство воздействия на Монтгрен. Тут все ясно. Но каким образом сей безумный план может способствовать достижению каких-либо целей, не говоря, разумеется, об интересах Оплота и Сарроннина или твоих чувствах относительно…
Грузный, облаченный в белое мужчина настроен витийствовать и дальше, но собеседник прерывает его:
— Довольно. Должен сказать, твои рассуждения интересны. Как я понимаю, ты находишь сестру Риессы омерзительной оттого, что будучи рожденной для власти, она избрала путь Белых. Хотя для самого тебя этот путь единственно приемлем. Или все дело в Предании и в том, что она уроженка запада?
— Предание представляет собой сложную спираль освобождения от иррациональности…
— У кого возник замысел этой помолвки? — худощавый мужчина постарше вновь прерывает изысканные рассуждения собеседника.
— У тебя.
— А что случится, если мальчишка так никогда и не доберется до Сарроннина?
— Его будут сопровождать стражи Оплота. Какой дурак сунется под их клинки?
— Да не о клинках речь, а о самом мальчишке. А вдруг эта помолвка ничуть его не обрадует, а? Вдруг он не захочет, чтобы другие распоряжались его судьбой, и попросту сбежит?
— Как же, от стражей сбежишь! Они его мигом сцапают.
— А вдруг он все-таки скроется? Или погибнет? Или — предположим! — ему попытаются помочь Черные?
— По-твоему, на это можно рассчитывать?
Худощавый пожимает плечами:
— Семена брошены, и почва подготовлена хорошо. В конце концов, музыку Верлинна никогда и ничто не сковывало. Это было скверно: никто не мог петь так, как он. А он, я уверен, был Черным, хотя ему хватало ума ни о чем подобном не объявлять.
— Все это не более чем теоретические рассуждения.
— Это сугубо практический план, ибо залог нашего успеха — в провале задуманного альянса. Когда помолвка окажется расторгнутой, тирану придется уничтожить эту, как ты говоришь, «мразь». Или же признать путь Белых, и тогда они с Дайлисс вцепятся друг дружке в глотки, — он тихонько смеется. — Герцог уже вывел с Отшельничьего часть гарнизона. Теперь, независимо от того, что именно произойдет сейчас, никто из них не останется в выигрыше.
