Джо Аберкромби - Прежде чем их повесят
— Наставник Глокта… — Харкер откашлялся. — Вас ждет лорд-губернатор и городской совет.
— Пусть еще немного подождут. Меня интересует исчезновение наставника Давуста. Любопытно, насколько вы продвинулись в расследовании, — объявил Глокта и мысленно произнес: «Будет крайне неприятно, если нового наставника постигнет та же участь».
Инквизитор нахмурился.
— Э-э… подвижки есть. В деле замешаны туземцы, тут и гадать нечего. Они постоянно плетут заговоры. Несмотря на предпринятые после восстания меры, многие по-прежнему не желают знать свое место.
— Поразительно!
— Поверьте, так и есть. В ночь, когда исчез Давуст, в его покоях находились три слуги-дагосканца. Я их сейчас допрашиваю.
— Что-то выяснили?
— Пока, к сожалению, ничего. Они упрямы, как мулы.
— Тогда давайте допросим их вместе.
— Вместе? — Харкер облизнул губы. — Наставник, я не знал, что вы пожелаете допросить их сами.
— Теперь знаете.
* * *В недрах скалы, вопреки ожиданиям, оказалось так же жарко, как и в раскаленном солнцем городе. Даже хуже: на улице хотя бы веял легкий милосердный бриз. В коридоре было тихо, безлюдно и душно, словно в гробнице. Свет факела в руках Витари отбрасывал на стены зыбкие тени, позади быстро сгущалась тьма.
Остановившись у окованной железом двери, Харкер стер с лица крупные капли пота.
— Должен предупредить вас, наставник, с подозреваемыми пришлось действовать довольно… жестко. Жесткость в нашем деле — лучшее средство, сами понимаете.
— Я и сам, если необходимо, действую жестко. Не волнуйтесь, я не впечатлительный.
— Отлично, отлично…
Ключ скрежетнул в замке, и дверь распахнулась; в коридор хлынул омерзительный запах гнили и неисправной уборной. Камера была крошечная, без окон, с низким потолком, под которым толком не выпрямиться. Плюс убийственная жара и тошнотворная вонь. Глокте вспомнилась камера, расположенная еще южнее, в Шаффе, в недрах императорского дворца.
«Где я на протяжении двух лет задыхался в непроглядной тьме, выл и царапал стены, ползая в собственных нечистотах…»
Глокта аккуратно потер задергавшийся глаз.
Один узник — с переломанными ногами, весь в почерневших синяках — вытянувшись лежал лицом к стене. Другой был подвешен на запястьях к потолку: колени касаются пола, спина содрана до мяса, голова безжизненно свешивается на грудь. Витари, наклонившись, тронула одного из них пальцем.
— Мертв, — просто сказала она и перешла ко второму. — Этот тоже мертв. Причем давно.
Мерцающий свет факела озарил третьего пленника. Точнее, пленницу. Та была жива.
«Едва жива», — заметил наставник.
Ее руки и ноги сковывали цепи, глаза и щеки запали от голода, губы потрескались от жажды; несчастная судорожно сжимала в руках грязные окровавленные тряпки. Прикрывшись рукой от света и что-то невнятно бормоча на кантийском наречии, она попыталась забиться еще глубже в угол.
Глокта нахмурился: «Как же, как же, помню… Хуже тьмы только свет. Свет означает допрос». Глаза под дергающимися веками скользнули от изувеченных трупов к перепуганной девочке; от напряжения, жары и вони кружилась голова.
— Ничего не скажешь, уютное местечко. И что вам поведали узники?
Зажимая ладонью рот и нос, Харкер неохотно вошел в камеру, за его плечом маячил здоровяк Иней.
— Пока ничего, но я…
— Ну, от этих двух вы уже точно ничего не добьетесь. Надеюсь, они подписали признания?
— Э-э… не совсем, — замялся инквизитор. — Видите ли, признания туземцев наставника Давуста не интересовали. Мы просто, понимаете…
— Вы даже не сумели допросить их так, чтобы они оставались в живых, пока не признаются?
Харкер насупился, будто школьник, которого несправедливо отчитал учитель, и отрывисто бросил:
— У нас осталась девчонка!
Глокта облизнул десну, там, где когда-то росли передние зубы. «Ни системы, ни цели. Жестокость ради жестокости. Хорошо, что я ничего сегодня не ел, иначе бы меня вывернуло наизнанку».
— Сколько ей лет?
— Кажется, четырнадцать. Только не понимаю, наставник, почему это для вас важно.
— А важно это, инквизитор Харкер, потому, что четырнадцатилетние девочки, как правило, не устраивают заговоров!
— Я решил, что лучше ничего не упускать.
— Ничего не упускать? Да вы их вообще допрашивали?
— Ну, я…
Глокта хлестнул инквизитора тростью по лицу. От резкого движения бок Глокты скрутила мучительная судорога, больная нога подвернулась, и он схватился за Инея, чтобы не упасть. Харкер с воем — от боли и потрясения — отлетел к стене и, поскользнувшись, рухнул на пол в нечистоты.
— Ты не инквизитор, — прошипел Глокта. — Ты мясник! Посмотри, в каком состоянии камера! Два свидетеля убиты! Какой от них теперь толк, придурок? — Он подался вперед. — Или это часть замысла? Может, с Давустом расправилась завистливая пешка? А потом заткнула ненужным свидетелям рты? Что скажешь, Харкер? Может, мне начать расследование с самой инквизиции?
Инквизитор попытался встать на ноги, но над ним грозно склонился практик Иней, и он снова вжался в стену; из носа Харкера закапала кровь.
— Нет, нет! Прошу вас! Это вышло случайно! Я не собирался их убивать! Я просто хотел выяснить, что произошло!
— Случайно? Тогда одно из двух: либо ты изменник, либо некомпетентен в своем деле! Мне такие люди не нужны! — Не обращая внимания на боль в спине, Глокта нагнулся еще ниже и зловеще улыбнулся беззубыми деснами. — Если я правильно помню, инквизитор, с дикарями чем жестче, тем лучше? Так вот на целом свете не сыщется человека жестче меня. Нигде и никогда. Уберите с глаз моих этого червя!
Иней схватил Харкера за облачение и поволок по загаженному полу к двери.
— Погодите! — взвыл инквизитор, цепляясь за косяки. — Прошу вас! Вы не можете со мной так поступить!
Вскоре его крики стихли в глубине коридора.
Глаза Витари улыбались, будто она получила необыкновенное удовольствие от разыгравшегося спектакля.
— А что делать с этой помойкой?
— Вычистить. — Глокта бессильно привалился к стене, утирая дрожащей рукой потное лицо; бок по-прежнему сводило от пульсирующей боли. — Вымойте здесь все. Тела похороните.
Витари кивнула на девочку.
— А ее куда?
— Искупайте. Оденьте. Накормите. Пусть идет, куда хочет.
— Стоит ли ее купать, если она вернется в Нижний город? — усмехнулась Витари.
«Что верно, то верно…» — задумался наставник, затем бросил через плечо, шагая к дверям:
— Ладно! Раз она прислуживала Давусту, пусть послужит и мне. Пусть возвращается к прежней работе!
