Сергей Лукьяненко - Последний дозор
— Что еще ты знаешь об этом убийстве?
Молчание. Словно он собирается с мыслями, прежде чем начать долгую речь.
— Что еще ты знаешь такого, что неизвестно сотрудникам городских Дозоров?
— Ничего…
Я остановил поток Силы. Опустился в кресло.
Что же теперь делать? А если он заявит жалобу в Дневной Дозор? Неспровоцированное нападение, допрос…
С минуту Брюс все так же качался в кресле. Потом вздрогнул, и взгляд его стал осмысленным.
Осмысленным и жалким.
— Прошу прощения, Светлый, — тихо сказал он. — Я приношу свои извинения.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять.
Мастер вампиров — это не просто самый сильный, ловкий, умный кровосос. Это еще и тот, кто ни разу не терпел поражения.
Для меня жалоба Брюса обернется большими неприятностями. Но для него — потерей статуса.
А этот вежливый древний юноша очень честолюбив.
— Принимаю твои извинения, Мастер, — ответил я. — Пусть случившееся останется между нами.
Брюс облизнул губы. Его лицо розовело, приобретая прежнюю миловидность. Голос чуть окреп — он тоже понял, что не в моих интересах обнародовать случившееся.
— Но я бы попросил, — в последнем слове был и нажим, и ядовитая ненависть, — не повторять больше подобных атак, Светлый. Агрессия не была спровоцирована.
— Ты вызвал меня на поединок.
— Де-юре — нет, — быстро ответил Брюс. — Ритуал вызова не соблюден.
— Де-факто — да. Станем тревожить Инквизицию?
Он моргнул. И снова стал прежним гостеприимным хозяином.
— Хорошо, Светлый. Кто старое помянет…
Брюс поднялся — его чуть качнуло. Прошел к двери. За порогом повернулся и с видимым неудовольствием произнес:
— Мой дом — твой дом. Этот номер — твое жилье, я не войду без спроса.
А вот эта древняя легенда, как ни странно, правдива. Вампиры не могут войти в чужой дом без приглашения. Никто не знает, почему это так.
Дверь за Брюсом закрылась. Я отпустил подлокотники кресла — на белом атласе остались мокрые отпечатки ладоней. Темные отпечатки.
Плохо, когда ночь не спишь. Нервы начинают шалить.
Но зато я твердо знаю, что у Мастера вампиров Эдинбурга нет никакой информации об убийце.
Я распаковал чемодан. Повесил на плечики светлый льняной костюм, пару свежих рубашек. Посмотрел в окно. Покачал головой. Достал шорты и футболку с надписью «Ночной Дозор». Хулиганство, конечно, но мало ли странных надписей на футболках?
Потом мое внимание привлек витиеватый, каллиграфический текст в рамочке на стене. Я уже заметил одну такую рамочку внизу и одну на лестнице — по всей гостинице, что ли, развешены? Подошел поближе и с удивлением прочитал:
By oppression’s woes and pains,
By your sons in servile chains,
We will drain our dearest veins
But they shall be free![2]
— Ай да сукин сын! — сказал я. Почти с восхищением. И ведь даже люди, останавливающиеся в гостинице, ничего дурного бы не заподозрили!
Бесспорно, у Брюса было такое же чувство юмора, как и у вампира, высосавшего жертву в аттракционе «Замок вампиров». Прекрасный кандидат на роль убийцы.
Одна беда — под таким ударом, который он получил, врать Брюс попросту не мог.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Туристы — это самая ужасная порода людей. Иногда возникает смутное подозрение, что любой народ за пределы страны старается отправить самых неприятных своих представителей — самых шумных, самых невоспитанных, самых бестолковых. Но, наверное, все проще. Наверное, в голове у каждого человека срабатывает секретный переключатель «работа-отдых» и отключает процентов восемьдесят мозгов.
Впрочем, на отдыхе и оставшихся двадцати более чем достаточно.
Я шел в толпе, которая медленно продвигалась к замку на холме. Нет, я не собирался сейчас изучать суровое обиталище гордых шотландских королей. Хотелось почувствовать атмосферу города.
Атмосфера мне нравилась. Как и в любом туристическом месте, веселье было отчасти наигранным, горячечным, подстегнутым алкоголем. И все-таки люди вокруг радовались жизни, улыбались друг другу и на время отринули свои заботы.
Машины сюда заезжали редко, большей частью такси. В основном люди шли пешком — текущие к замку и обратно потоки смешивались, вращались тихими омутами вокруг выступающих посреди улицы артистов, тонкими ручейками втекали в пабы, просачивались в двери магазинов. Бесконечная человеческая река.
Прекрасное место для Светлого Иного. Хотя и утомительное.
Свернув в переулок, я неторопливо спустился вниз, к разделяющему город на старую и новую части оврагу. Тут тоже попадались и пабы, и сувенирные лавки. Но туристов было меньше, ритм безудержного карнавала стих. Я сверился с картой — это было проще, чем использовать магию, — и двинулся к мосту через широченный овраг, когда-то бывший озером Лох-Нор. Теперь озеро-овраг прошло последний этап эволюции и превратилось в парк, место прогулок горожан и тех туристов, кому надоели шум и суета.
На мосту снова клубились туристы. Оккупировали двухэтажные экскурсионные автобусы, наблюдали за уличными артистами, ели мороженое, задумчиво разглядывая старый замок на холме.
А на лужайке плясали, размахивая саблями, казаки.
Повинуясь тому стыдливому любопытству, с которым праздношатающийся турист смотрит за рубежом на работающих соотечественников, я подошел ближе.
Ярко-красные рубахи. Широченные шаровары. Сабли из титанового сплава — чтобы красиво искрили при фехтовании и размахивать было легче. Застывшие улыбки.
Четверо мужиков отплясывали вприсядку.
И разговаривали — хоть и с украинским акцентом, но на исконно русском языке. Можно даже сказать — на секретном языке. В более цензурном варианте это звучало бы так.
— Мать твою! — цедил сквозь зубы бодро приплясывающий бутафорский казак. — Шевелись, тля! Ритм держи, презерватив рваный!
— Пошел ты! — не переставая улыбаться, отвечал ему второй ряженый. — Не тренди, маши руками, бабло уходит!
— Танька, сука! — подхватывал третий. — Выходи!
Девушка в цветастом платье принялась плясать, давая «казакам» короткую передышку. Но все-таки успела ответить достойно и без матюков:
— Козлы, я вся взмокла, а вы яйца чешете!
Я стал выбираться из жужжащей камерами и щелкающей фотоаппаратами толпы. Рядом со мной какая-то девушка отчетливо спросила по-русски своего спутника:
— Кошмар какой… они всегда так матерятся, как ты думаешь?
Да, интересный вопрос. Всегда? Или только за рубежом? Все? Или только наши? В той наивной и странной вере, что вне России никто не знает русского?
