"Зарубежная фантастика 2024-4" Цикл "Люди льда". Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Сандему Маргит
Тон их беседы стал натянутым. Все-таки они были чужими друг другу, несмотря на миг доверия. Их поверхностное знакомство не выдержало испытаний.
— Ты в самом деле уходишь? — подавленно произнес он.
— Мне нужно идти, чтобы попасть сегодня домой.
Уезжая из дома, она допускала возможность ночлега. Но не могла же она предлагать ему это. У него были иные идеалы. Наверняка он с радостью согласился бы на это, да и ей хотелось удовлетворить свое желание, но от этого она только бы проиграла.
В самом деле, она повзрослела за эти часы!
— Сколько ты хочешь за флейту?
— За эту? Ничего.
Голос его был невыразительным, лишенным всяких чувств.
Опустившись рядом с ним на колени, Тула печально произнесла:
— Тогда я должна сказать спасибо и прощай.
При этом она подумала, что кое-что все же может себе позволить и обняла его за шею. Он тоже обнял ее, и она почувствовала игру его железных мускулов. И она еле заметно, словно губы ее были крыльями мотылька, поцеловала его в щеку. По его телу прошла легкая дрожь.
— Спасибо, — прошептала она. — Спасибо за все! Поверь мне, я покидаю тебя совершенно другим человеком.
И это было действительно так.
Он искал что-то в ее взгляде. Осторожно поцеловал ее в щеку. Сидя в том же положении, она слегка запрокинула голову, приблизив свои губы к его рту. Он осмелился только легко, словно перышком, коснуться губами уголка ее губ. Но его напрягшееся тело кричало о том, что он с трудом держит себя в руках.
Тула быстро погладила его по волосам, по щеке и по шее. Потом встала и вышла из мастерской — и слезы застилали ей глаза.
Подходя к площади, она сказала самой себе с иронической усмешкой:
— Это было совсем не так, как я рассчитывала. Но, черт побери, это было еще лучше! Намного, намного лучше! Ты многому научилась, Тула Бака из рода Людей Льда.
В Швеции их семье не разрешали больше называть себя Людьми Льда, но Тула не забывала о своем происхождении. У нее были все основания для того, чтобы помнить о наследстве, оставленном ей и будоражившим ее кровь.
Лежа вечером в своей постели, она думала о нем с грустью и одновременно с глубокой радостью. Лихорадка в нижней части тела по-прежнему продолжалась, но Туле никто никогда не говорил, что женщина может потушить этот пожар сама. И она по-прежнему продолжала верить в то, что ей для этого необходим мужчина.
Поэтому и сны ее в эту ночь были обычными. Ей снилось, что она снова была в музыкальной мастерской и лежала на куче опилок, мягких, как перина. Он спрашивал у нее, не хочет ли она, чтобы он воткнул в нее флейту — но эти слова показались ей ужасно грубыми. Покачав головой, она показала на его член, и он тут же овладел ею. И стоило только ему коснуться ее рукой, как Тула испытала первый в своей жизни оргазм — и проснулась в страхе.
«Что же это такое? — подумала она. — Что это было? Ведь я даже не видела его тела!»
Ну и кошка же она!
Но жар в нижней части тела превратился теперь в чудесное, одуряющее тление.
А молодому мастеру музыкальных инструментов казалось, что сила и воля к жизни покинули его.
Никогда больше не видеть ее…
У него не было никакого опыта с женщинами. Но у него были свои мечты. И в мечтах он встречал самую прекрасную из всех. Ту, которая не шарахалась от него, как от какого-то идиота, которую не отпугивало то, что ноги у него бездействовали, которая относилась к нему, как к совершенно нормальному человеку.
Как хорошо им было разговаривать вместе!
И он обнимал ее, ему позволяли утешать ее в ее жутких переживаниях, испытанных в детстве. Он почти поцеловал ее — но на это он, конечно же, не осмелился, потому что это разрушило бы тот чудесный настрой, который установился между ними.
Ему теперь приходилось трудно. Подавлять в себе все то, что требовало своей дани.
Она ушла!
Эта истина была как ему вопль отчаяния.
Что теперь у него осталось?
Ничего.
5
И только через два дня Тула вспомнила о флейте.
Время было горячее, шла уборка урожая, и Тула выматывалась до изнеможения. Ведь она никогда ничего не делала наполовину. Или она прилагала все свои усилия, или вообще ничего не делала.
К вечеру все сели за стол в доме Эрланда и Гуниллы. Участок у них был как раз такой, чтобы семья могла справиться с работой сама без посторонней помощи.
— Хорошо мы сегодня поработали, — с удовлетворением произнес Эрланд. — Ты такая работящая, Тула! И ты стала такой сильной!
Гунилла ничего не сказала. Она просто смотрела на свою дочь. Да, у них были все основания, чтобы гордиться ею. И самое лучшее у Тулы было то, что она по-прежнему сохраняла детскую чистоту души и непосредственность. Можно быть уверенным в том, что она не натворит глупостей и не будет вмешиваться в интриги и измены взрослых. Бедняжка! Она не имеет представления о теневых сторонах жизни. О злобе, убийствах, смерти, о грехе и вожделении. Она была такой чистой, такой чистой, эта маленькая Тула, чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть ей в глаза!
Гунилла понимала, что ей нужно поговорить с дочерью о жизни и о многочисленных женских проблемах, о решении этих проблем, о браке и тому подобном, но она никак не могла решиться на это.
Она теряла дар речи, когда наступал подходящий момент. Гуниллу, конечно, можно было простить. Ведь мало кто имел в этой области такой же плачевный опыт, что и она. Только преданная любовь Эрланда спасла ее от одиночества. Но все-таки ей нужно было поговорить с дочерью… Слишком долго она это откладывала.
И Сири она не могла попросить помочь ей в этом. Ведь Сири сама пережила столько ужасов. Можно было, конечно, обратиться к приемной матери Гуниллы, Эббе, но та совсем не подходила для воспитания девочек! Гунилла содрогнулась при мысли об этом.
Все пошли немного отдохнуть, Тула отправилась в свою комнату.
Она быстро поняла, что на дефектной флейте совершенно невозможно играть. Раньше она не думала, что существуют четверти тонов, но теперь она сама услышала их. Звуки резали слух, и она принялась упражняться на старой, исправной, флейте. Теперь она уже играла довольно хорошо.
В эту ночь к ней снова вернулись дурные сны. Гадкие, страшные. Но наутро она уже не помнила их, если не считать смутного ощущения того, что кто-то чего-то хочет от нее. У нее было ощущение неутолимой, устрашающей жажды.
«Поторапливайся, Тула! Поторапливайся!» — мысленно слышала она чей-то голос. Голос калеки?
«Нет, я не могу еще раз придти к нему, не имею права, — убеждала она себя. — Я знаю, что он нуждается во мне, и я тоже нуждаюсь в его дружбе, но из этого не может вырасти что-то большее. Не может вырасти любовь или какие-то прочные узы! Он вовсе не заслужил тех страданий, которые повлечет за собой несчастная любовь и разбитые мечты. Потому что Тула Бака не создана для глубоких чувств, она еще недостаточно созрела для этого, а он ко всему относится так серьезно! Я могла бы, конечно, залезть в его постель и попробовать быть с ним вместе, быть с ним ласковой, думаю, что из него может получиться фантастический любовник. Никто пока не знает, на что он способен в постели. Но я должна держаться от него в стороне, я должна! И, кстати, это не так уж трудно, поскольку родители больше не отпустят меня туда…»
На следующий день она снова не находила себе места. Что-то — или кто-то — преследовало ее, подгоняло ее, проявляло страшное нетерпение.
Подобные предчувствия не были свойственны обычным людям, но Тула была не такой, как остальные. Она была куда более чувствительной к настроениям других, могла испытывать беспокойство, находясь среди людей или среди животных, могла ощущать настрой того человека, который разговаривал с ней, могла предугадывать будущие нервные срывы, страх, радость.
И теперь она ощущала в себе бурю, не зная еще ее источника. Она знала только, что ее внутреннее состояние принесло ей необъяснимое беспокойство.
