Тайны Далечья - Юрин Денис Юрьевич
Посмотрел омутник на шкатулку, потом на Агриппину. Она плечами пожимает: ты, мол, царь теперь, тебе и решать. Пошел Михрютка к морю синему, с поклоном к владыке морскому обратился.
Вынырнула тут русалка прекрасная, дочка царя морского, взяла у Михрютки шкатулку, героем его назвала и вручила ему ожерелье из жемчужин редких – подарок владыки морского. Михрютка ожерелье сразу Варваре подарил. Ведь если подумать, это она всех спасла, когда Михрютку собой прикрыла. Только русалка в глубинах морских скрылась, подкатила к берегу волна-карета да обратно путешественников в мгновение ока доставила.
И пути их разошлись. Матвей-царевич отправился дочек царю Миколе возвращать, Агриппина в деревеньку свою вернулась, чтобы поскорее Пелагию успокоить, новости радостные ей сообщить, а Михрютка в родной лес направился. Слухи-то, что птицы, летают, опередили омутника бывшего, а теперь Лесного царя. Все обитатели лесные ему в ноги кланяются, владыкой величают. Трифон-самозванец бежать пытался, так его лешие отловили и к владыке новому доставили. Михрютка думал, что и Трифон, и Настасья вместе с замком колдовским испарятся, но они-то призраками не были, так что пришлось обоим ответ держать за козни свои. Видал Михрютка во дворце у чародея птиц чудных, разноцветных, что человечьим языком разговаривают. Понравились ему птицы те, вот в таких он Трифона с Настасьей и обратил. Посадил их в клетку золоченую, да и подарил Матвею с Василисой на свадьбу. Василиса тоже пророчество исполнила, Трифона, из клетки сбежавшего, у повара царского отобрала, который за ним по двору гонялся с криками: «Суп сварю из петуха заморского!» Михрютке о том бабка Гапа поведала, сам-то он лес не покидал, негоже владыке лесному подданных без присмотра оставлять.
Жизнь лесная наладилась потихоньку. Поначалу хлопот у нового царя было много, но постепенно стало и у Михрютки свободное время появляться, а вместе с ним и тоска непонятная. Вроде все есть у владыки, а чего-то не хватает. Все чаще уходил он к омуту своему бывшему, за которым по старой памяти дед Онуфрий приглядывал. Сядет на берегу и развлекается, картинки на глади зеркальной смотрит. То замок чародея ему вода покажет, то как царевич Матвей с Васькой сражался, а всего чаше – царевну Варвару. Смотрит на нее Михрютка и каким-то своим тайным мыслям улыбается. Потом картинки с глади водной исчезнут, вздохнет он тяжело и отправится к себе в хоромы царские.
Вот приходит он как-то опять к омуту и видит: появилась там хозяйка новая. Сидит на берегу озерца кикимора незнакомая, волосы огнем полыхают. Нахмурился владыка лесной: что за непорядок в его владениях? Как это так, кто же это посмел омут занять без его ведома? Только он решает, кого куда определить, а самозванцы наказания строгого заслуживают. Стал размышлять Царь лесной, в кого ему кикимору нахальную превратить. Вдруг обернулась она и лукаво так на царя посмотрела. А глаза зеленые, что вода болотная, и на шее у кикиморы ожерелье из жемчужин редких. Улыбнулась она владыке, шагнула ему навстречу, и он ей в ответ просиял, но краем глаза успел-таки заметить, как мелькнул за кустами кончик пестрого кошачьего хвостика.
ПРО РЫЦАРЯ ВОЛЬНОГО ДА ДЕСЯТНИКА МИТРОФАНА
Когда чело разбито и кровь на рукаве,
Когда с коня сползаешь и клонишься к земле,
Когда рука немеет и затуманен взор,
То волей иль неволей заключишь договор.
.
Будь ты воякой знатным, зеленым новичком,
Сперва бреди на отдых, а подвиги потом!
Коль силы на исходе, не рвись, а подожди,
Ведь нет конца у Славы и Ратного Пути!
Еще и года не прошло, как отшумела кровопролитная война. Пошел с мечом на Далечье западный сосед, но остановили его дружины княжеские. Уберегли славные воины родные земли от разорения, а народ от поругания. Суровым испытанием была зима после жестоких ристалищ, ведь люду погибло без счету, много добра в пожарищах сгорело, да кони боевые вытоптали почти весь урожай. Трудно было дальчанам голод и холод превозмочь, но сдюжили, перетерпели невзгоды, а по весне, как водится, жизнь в прежнее русло потихоньку вошла. Поля заново засеяли; на пепелище новые дома построили. Дружины, в боях поредевшие, новыми ратниками пополнились, правда, не столько своими, сколько наемниками пришлыми, инородным сбродом, которому было все равно, за кого и за что воевать, лишь бы деньги исправно платили.
Снова зашумели базары, оживилась торговля, и стали приходить в городок Динск, единственный порт Далечья, купеческие корабли. Все вроде было как прежде, как до лютой войны, только в том и дело, что «вроде бы»… Пожаловала на многострадальные земли новая беда. Выползли из глубин лесов дремучих чудовища, которых ранее никто не видывал, и принялись не только крестьян, в чащу заблудших, губить, но и на целые деревни нападать. Не поспевали дружинники княжеские и границы от недругов коварных охранять, и деревни от набегов тварей свирепых оберегать. Нужно было как-то с этой напастью бороться, но не ведали советники княжеские путей избавления…
Однажды туманным холодным утром прибыл в гавань Динска корабль; обычное неповоротливое грузовое судно, на котором купцы из западных земель плавают. Береговая охрана, как указом княжеским предписано, на борт поднялась трюмы проверить. Проводился досмотр тщательно, поскольку заморский купец под флагом как раз того королевства плавал, с которым дальчане только что воевали. Бегали солдаты по палубе, по трюму, тюки вскрывали да мешки с зерном пиками все истыкали. Ничего служивые из запрещенных к ввозу товаров не нашли, а поэтому разрешили причалить, на якорь стать, пассажиров высадить да разгрузкой заняться.
С охотой принялись моряки за работу, надоело им по водам бурным скитаться, хотелось как можно быстрее дела закончить да на берег сойти. Наблюдал за прибытием судна сам городской глава, Емел – Одортов сын. Мужчина солидный, почтенный, сам из торгового сословия вышедший; наблюдал не потому, что портовым чинам не доверял, а поскольку корабли-то редко прибывали: какое-никакое, а развлечение. Каждый прибывший корабль встречал управитель и каждое далеченское судно лично в путь провожал. Видимо, вспоминались ему годки юности, когда сам с грузами в дальние страны хаживал.
Хоть и опытен глаз Емела, но неладное не сразу приметил. Сошли с корабля всего шестеро пассажиров, не считая купца с подручными. Обычное дело, в Далечье гости с запада иль с войной, иль по денежным надобностям жаловали.
Цель прибытия четверых не вызывала сомнений. Латаные-перелатаные, кожаные нагрудники надеты поверх видавших виды кольчуг; простенькие стальные шлемы со следами ударов от топоров и дубин; мечи со стертыми рукоятями, свободно болтающиеся на отвисающих поясах; да рожи, одна страшнее другой, разукрашенные свежими синяками и старыми шрамами. Одно слово – наемники, безродные, угрюмые бродяги, коих привечал в последнее время далеченский князь. Мастера ратного дела, не нашедшие щедрого хозяина на родине, прибывали продать свой острый меч и крепкую руку в Далечье. В трудные времена они нужны были князю, им же не требовалось ничего, кроме денег, выпивки да разгульных девок. Наемники вели себя тихо, не буйствовали вне кабаков и не задевали без надобности мирный люд. Тот относился к инородцам с молчаливым презрением и изредка общался с ними на торгах да на базарах.
За четверкой наемников на далеченский берег сошла парочка невзрачных монахов в длинных рясах с опущенными на глаза капюшонами. Зачем в Динск из года в год жаловали инородные богомольцы, дальчане так и не могли понять. Пришлые священнослужители едва говорили по-далеченски, но почти каждый день пытались читать проповеди в базарных рядах. Их картавые, каркающие голоса лишь забавляли честной народ, и не думающий прислушиваться к словам иной, чуждой и непонятной веры. Редко когда проповедникам удавалось собрать более десятка подвыпивших слушателей, но они не сдавались. Одни монахи уезжали, приезжали другие, столь же неудачливые ораторы… Ни городской глава, ни назначенный князем воевода не мешали духовным лицам в их тщетных трудах в надежде рано или поздно обратить парочку-другую заблудших горемык в свою веру. Потуги монахов завоевать души дальчан не воспринимались всерьез, но смешили жителей Динска куда более надоевших выступлений базарных скоморохов.