Мертвец Его Величества Том 2 (СИ) - Оришин Вадим Александрович "Postulans"

— Мы искренне сожалеем о случившемся, — подхватил Гендальф. — Наша церковь молода, мы быстро расширяемся, новые братья, входящие в круг посвящённых, не проходят должной проверки.

Сколько откровенности.

— Удовлетворите моё любопытство. У меня возник теологический вопрос.

Гости заинтересовались, Эньян с готовностью кивнул:

— Конечно. Что вас интересует?

— В моём окружении ранее находилась Май Сафер, маг жизни и жрица Симиры…

Эньян сразу поправил меня:

— При всём уважении, Сэр Арантир, простите, что прерываю. Госпожа Май не была магов в полном смысле этого слова. Как жрица Симиры, она действительно являлась лекарем, как проводник силы и воли своего покровителя. Однако, полагаю, заклинаний магии жизни, вне рамок лекарского искусства, в её арсенале не было. Как и общей магии?

Киваю.

— Всё верно. Она была в первую очередь лекарем.

— И вы, позволю себе предположить, видели проявления силы и воли Симиры? — продолжил Эньян.

Вновь киваю:

— Воочию.

— А теперь хотите узнать, проявляет ли свою волю Светлая Мать? — улыбнулся священник.

— Вы проницательны.

Эньян протянул руку к чаше с водой. Один взмах, лёгкое свечение, и из чаши вырос цветок. Этот фокусник толкнул чашу ко мне. Я посмотрел, потрогал цветок, заглянул внутрь. Вода, в воде корневая система.

— Что вам известно о нашей вере, Арантир? — спросил Камил.

— Что она существует, а также общие догмы и заповеди, — ответил частно. — С вашими братьями мы говорили на отвлечённые темы. О добре, о справедливости, о равенстве перед всевышней.

Отцы заулыбались.

— Вы удивительный собеседник, Арантир, — признался Чезаре. — Это вовсе не были праздные разговоры на отвлечённые темы. Наши братья посещают всех власть имущих с целью поселить в душах людей ростки добра и света. Однако оказалось, что в вашей… В вашей вотчине наше присутствие и не требуется.

— Мы были очень удивлены, когда узнали, что в вашем понимании все разумные существа равны… — подхватил Гендальф.

— Все живые существа равны, — поправил я. — Насекомые, растения животные. Все мы: обитатели этого мира. Все мы живём, все умираем.

Гости удивились.

— Но… Мы не отрицаем этого, однако мы едим животных. Убиваем и едим. Как вы к этому относитесь?

— В живой природе хищники охотятся на травоядных, а травоядные едят растения. А после смерти мёртвые тела поедают насекомые. Это естественный порядок вещей. Человек, или иное разумное существо, может вырастить, а затем убить барашка, чтобы прокормить себя и свою семью. В этом не будет зла или жестокости. В моём понимании охота ради пропитания — естественна. Охота ради развлечения — порочна, жестока. Так что, в вашем понимании, не так с моими взглядами на жизнь?

Священники переглянулись.

— Как раз наоборот, Арантир. Как это ни странно, нам очень близки ваши взгляды. Мы были удивлены, узнав, что вы не только на словах, но и на деле воплощаете их в жизни. Несмотря на формальную иерархию, ваши люди верят, что не станут жертвой случайной вспышки злости, как это бывает в других местах.

Мысленно хмыкаю. Пока эти парни — молодцы. Христианская вера моего мира, в годы своего начала, тоже была насквозь правильной и справедливой, вот без дураков. Тысячелетия существования, конечно, сильно подпортили все ветви христианства, порой извратив изначальную идею до неузнаваемости, но свою роль, положительную роль, в развитии человечества вера (все религии) сыграла. Факт есть факт. Эти ребята могут быть искренними воплощениями святости, могут быть прагматичными людьми с принципами, могут искренне продвигать идеи равенства и братства. Когда этот позитивный импульс иссякнет? Через десять лет? Через сто?

Впрочем, я им про всякие хорошие вещи могу многое рассказать, от концепции гуманизма они наверняка в экстаз придут. Тоже ведь в своей основе правильная и добрая вещь. Однако и гуманизм — инструмент, и в плохих руках его можно использовать в таком извращённом формате, что отцы-основатели в могилах вращаться будут.

— Мы говорили о вашей церкви, — напоминаю, кивая на цветок в горшке. — И о том, что я чего-то не понимаю.

Эньян искренне смутился.

— Простите, отвлёкся. Да. Когда мы говорим о Светлой Матери, речь идёт о высшем божестве, настолько могущественном, что даже неспособном напрямую проявляться в нашем мире, не навредив ткани реальности.

Я к этому заявлению отнёсся с некоторым скепсисом. С самой концепцией божественных существ у меня никакой проблемы не было, волю Симиры я видел воочию. Но существа настолько подавляющей силы…

— Простите мой скептицизм, господа, — начал я, — но если Светлая Мать действительно настолько могущественна, она либо вообще не вмешивается в жизнь смертных, либо мы все — её безвольные рабы, и вся наша жизнь под её полным неограниченным контролем.

Священники лишь улыбнулись.

— Первое, Арантир, — ответил Франсуа.

— Светлая Мать не является творцом нашего мира, но именно она одарила живых существ разумом и волей. А значит, и магией, — подхватил Гендальф. — И если жрецы ограничены проявлением своего покровителя, мы, священники истинной веры, не знаем ограничения. Любая магия доступна нам через божественное провидение.

Несколько секунд я обдумывал услышанное, после чего выдал первый из пришедших на ум тезисов.

— Вот, наверное, маги переполошились.

И вновь вызвал своими словами улыбки.

— Да, сейчас в кругах ведутся ожесточённые споры. Пытаются выработать единую позицию отношения к Светлой Матери. Договориться не могут, — развёл руками Чезаре.

Могу их понять.

— А некромантия? — задаю вопрос, вызванный вторым тезисом, пришедшим мне на ум.

Здесь священники загрустили.

— Мы пока не пришли к единому мнению на этот счёт, — признался Эньян. — Пока Верховный Собор постановил признавать некромантию проявлением силы Райса, Привратника Врат Перерождения. А всю нежить — паствой Райса.

— Впервые слышу, — признался я.

Священники закивали.

— Райс — один из молчащих богов. Его деятельность известна, проявления его силы зримы. Однако он не общается, ни со смертными, ни с магами смерти в любой их ипостаси.

Иронично.

— Поэтому вы готовы мириться с моим существованием, но столь яростно отрицаете саму возможность иметь какой бы то ни было титул, будучи мертвецом?

И вновь кивки.

— Всё верно, сэр Арантир.

Значит, я всё же не являюсь воплощением зла, спасибо и на этом. Впрочем, бытность дьявола — это ещё не самое страшное из возможного. Куда злее фанатики по отношению к иноверцам, еретикам и, вишенка на торте, атеистам. Для себя делаю вывод, что пока с этими ребятами можно сотрудничать. Как минимум в их вере нет весёленького догмата о том, что смертные должны страдать ради рая в загробном мире. С этой милой сказочки начинается обслуживание интересов правящего класса.

— Благодарю за пояснения. И раз теологические вопросы пока разрешены, предлагаю вернуться к практическому содержанию нашей беседы.

Предложение было воспринято благосклонно.

— Нас интересует, что конкретно привело вас к барону Гилберту? — спросил Чезаре.

— Медленное угасание Предельного…

Я довольно открыто поделился своими мыслями о дальнейшей судьбе города, упоминая и своё невольное участие в постепенном обеднении. Священников мои слова удивили. Похоже, брат как-там-его врал не только обо мне.

— А что вы хотели предложить барону? — спросил Чезаре.

— Сотрудничество. Моя крепость, несмотря на все усилия, это не город, а именно крепость, — начал привирать уже я. — У меня здесь стоят силы, потребные для отражения угроз. Здесь же находятся и производства. Откровенно говоря, мне будет куда проще перенести в Предельный… — я взял паузу, подбирая правильное слово. — Витрину…

Это слово в языке было, но в слегка искажённом значении. Точнее, в значении, актуальном этому миру.

— Я хочу, чтобы все те люди, сейчас приезжающие ко мне в крепость, останавливались в Предельном и находили там всё требуемое. При этом, конечно же, мне не нужна власть над городом. Мне нравится изобретать всякие штуки, а излишнее количество гостей только мешает.