"Зарубежная фантастика 2024-8". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Блэйлок Джеймс

— Не искажайте мои слова! — рявкнула Александра, забыв обо всем на свете, за исключением одного: перед ней мужчина и он не имеет права обращаться с Королевой подобным образом.

— Приношу свои извинения, Леди. Поскольку вы сами все время старательно изворачиваетесь, попытаюсь не следовать вашему примеру.

Она позволила себе обдумать эти слова.

— Вы намеренно пытаетесь спровоцировать меня. Почему? Чтобы обрести возможность оправдать мою казнь?

— О, у меня уже есть все необходимые основания для казни, — лениво протянул Сэйтан. — Нет, все гораздо проще, чем кажется. Вы так сильно боитесь меня, что наша беседа может ни к чему вообще не привести. Если же вы будете злиться, по крайней мере, сможете говорить.

— В таком случае я требую, чтобы вы вернули мне моих внучек.

— У вас нет прав ни на одну из них.

— У меня есть все права!

— Вы забываете об одной простой вещи, Александра. Вильгельмине двадцать семь, Джанелль двадцать пять. Ведьма становится совершеннолетней в двадцать. Вы больше не можете за них решать, как им жить и что делать.

— Но и вы в таком случае тоже. Они должны решать, уйти им или оставаться.

— Они уже приняли это решение. И у меня есть гораздо больше влияния на их жизнь, нежели у вас. Вильгельмина подписала контракт с Верховным Князем Эбенового Риха. Он, в свою очередь, служит при Темном Дворе. Я же являюсь Советником. Поэтому придворная иерархия наделяет меня правом принимать решения относительно ее жизни.

— А что насчет Джанелль? Она тоже служит при этом Темном Дворе?

Сэйтан одарил ее странным взглядом:

— Вы действительно ничего не понимаете? Джанелль не служит здесь, Александра. Джанелль — Королева.

На мгновение уверенность, прозвучавшая в его голосе, едва не убедила ее.

Нет. Нет. Если бы Джанелль действительно была Королевой, она бы знала с самого начала! Подобное узнает подобное! О, разумеется, может существовать Королева, которая правит этим двором, но ею никак не могла стать Джанелль.

Однако его заявление вложило ей в руки оружие.

— Если Джанелль — Королева, у вас тем более нет никакого права управлять ее жизнью!

— У вас тоже.

Александра стиснула пальцами подлокотники кресла и скрипнула зубами.

— Совершеннолетние должны отвечать определенным условиям для признания их таковыми, и вы прекрасно знаете об этом! Если ребенок недееспособен в том или ином плане, ее семья сохраняет право заботиться о ее умственном и физическом благосостоянии и принимать решения от ее лица.

— А кто решает, дееспособен ребенок или нет? Семья, которая сохраняет контроль над ней? Как удобно. И не забывайте, что вы сейчас говорите о Королеве, чья ступень и статус превосходят ваши.

— Я ни о чем не забываю. И даже не пытайтесь поучать меня, — можно подумать, у вас есть хоть какое-то представление о том, что такое моральные принципы!

Глаза Сэйтана словно затянуло тонким льдом.

— Очень хорошо. В таком случае давайте рассмотрим ваши представления о морали. Скажите мне, Александра, каким образом вы оправдывали тот факт, что Джанелль морят голодом? Полагаю, это было очевидно даже для вас. Каким образом вы оправдывали следы от веревок на ее руках и ногах, синяки от побоев? Или вы всего-навсего отбрасывали эти вещи прочь, считая, что непокорному и буйному ребенку необходима дисциплина?

— Вы лжете! — крикнула Александра. — Я никогда не видела никаких доказательств жестокого обращения!

— Неужели вы просто отдали Джанелль в Брайарвуд и даже не утруждались тем, чтобы повидать девочку до того момента, пока не решили, наконец, забрать ее домой?

— Разумеется, я видела ее! — воскликнула Александра и замолчала. Боль, возникшая в груди, начала разрастаться, стоило ей вспомнить, как холодно, почти обвиняюще смотрела на них Джанелль, когда она и Леланд приезжали навестить ее. Настороженность и подозрение всегда были в ее глазах — по отношению не к чужим людям, а к ним! Она вспомнила, какую боль причинял каждый подобный взгляд и как тихо плакала Леланд, возвращаясь домой, когда доктор Карвей говорил им, что девочка слишком нестабильна, чтобы принимать посетителей. И вспомнила, как сама иногда чувствовала облегчение оттого, что Джанелль была надежно скрыта от всех знакомых, которые, по крайней мере, не узнают из первых рук о причудливых фантазиях девочки. — Я видела ее всегда, когда состояние Джанелль было достаточно стабильным, чтобы она могла принимать посетителей.

Сэйтан тихо зарычал.

— Вы сидите здесь и судите меня, но сами ничего не знаете о том, каково иметь дело с ребенком, который…

— Джанелль было семь лет, когда я впервые увидел ее.

На мгновение Александра не могла даже вдохнуть. Семь лет. Она могла с легкостью представить себе, как этот низкий, вкрадчивый голос опутывал наивного ребенка сетями лжи.

— Значит, когда она рассказывала истории о единорогах и драконах, вы их поощряли.

— Я поверил ей, да.

— Почему?

Его улыбка испугала Александру.

— Потому что они существуют.

Женщина покачала головой, не в силах говорить, слишком много чувств и мыслей нахлынули одновременно.

— Что потребуется, чтобы убедить вас в этом, Александра? Если один из единорогов пронзит вас своим рогом, вы по-прежнему будете считать его порождением слишком богатой фантазии?

— Вы могли бы провести кого угодно и заставить его поверить в то, что вам выгодно.

Его глаза вновь приобрели остекленевший вид и сонное выражение.

— Понятно. — Он поднялся на ноги. — Мне плевать, что вы думаете обо мне. Мне плевать, что вы думаете о чем бы то ни было. Но если я почувствую хоть один намек на беспокойство или печаль со стороны Вильгельмины или Джанелль из-за вас, я обрушу на вас всю мою силу. — Посмотрев на женщину холодным взглядом, Сэйтан продолжил: — Я не знаю, почему Джанелль в конце концов оказалась именно у вас. Я не знаю, почему Тьма решила поместить такой поразительный дух под опеку кого-то вроде вас. Вы не заслуживали ее. Вы не заслуживаете даже того, чтобы знать ее.

С этими словами он вышел из комнаты.

Александра еще долгое время сидела на месте.

Сплошные увертки и ложь. Он сказал, что Джанелль было семь лет, но сколько ей могло быть на самом деле, когда Повелитель начал нашептывать свои сладкие речи на ухо ребенку? Возможно, он даже создавал иллюзии единорогов и драконов, которые выглядели вполне убедительно. Может быть, беспокойство, которое Александра иногда испытывала, слушая Джанелль, было последствием тлетворного влияния этого чудовища, а не странностями самого ребенка?

Она не могла отрицать, что в Брайарвуде происходили страшные вещи. Но совершали ли те мужчины свои жуткие зверства по собственной воле или же будучи марионетками невидимого кукловода? Она уже имела несчастье узнать, на какую жестокость способен Деймон Сади. Будет вполне логично предположить, что его отец обладает куда более утонченными вкусами в этой области. Неужели вся та боль и страдания причинялись только для того, чтобы один-единственный ребенок стал настолько уязвимым, чтобы почувствовать зависимость от этих мужчин?

Доротея была права. Повелитель и впрямь оказался чудовищем. Сидя здесь, Александра была твердо уверена лишь в одном: она сделает все, что в ее силах, лишь бы увезти Вильгельмину и Джанелль прочь отсюда.

Он почувствовал, как по его лопаткам скользнули ладони Деймона, а затем на миг замерли на плечах, прежде чем начать бережно разминать сведенные судорогой мышцы.

— Ты сказал ей, что Джанелль — Ведьма? — тихо спросил он.

Сэйтан сделал глоток ярбараха, кровавого вина, и закрыл глаза, наслаждаясь тем, как напряжение постепенно стихает, по мере того как умелые пальцы разминают мускулы.

— Нет, — наконец отозвался он. — Я сказал ей, что Джанелль — Королева, чего, впрочем, должно было быть вполне достаточно, но…

— Это не имело бы никакого значения, — произнес Деймон. — Той последней ночью, на одной из винсольских вечеринок, когда я наконец понял, что на самом деле представляет собой Брайарвуд, я намеревался рассказать Александре об истинной ценности Джанелль. Я убедил себя, что тогда она поможет мне увезти ее из Шэйллота.