Миллер Лау - Черный тан
— Она умерла, Тристан.
Талискер произнес эти слова насколько возможно мягко. Медленно, понимая, что время подгоняет его, Дункан рассказал сыну о том, что сделала богиня Фирр. Тристан долго молчал, не находя в себе сил заговорить.
В конце концов он проговорил:
— Ты помнишь, я обещал, что ни один сеаннах не станет рассказывать о Риган легенд? Я и сейчас этого не хочу. В Сутре вряд ли кто-нибудь вспомнит о ней с любовью и благодарностью…
— Но это ведь не значит, что мы с тобой не можем этого делать? — возразил Талискер. — В конце своей жизни она поступила правильно…
— Хотя это уже не вернет погибших…
— Нет. Но мы будем помнить ее, — у Талискера перехватило горло, и голос дрогнул, — как мою дочь…
— И как мою сестру, — закончил Тристан. — Да.
Они несколько минут посидели в тишине, глядя на дерево Риган. Раздалось громкое пение. Сиды и Великие праздновали восстановление законного правителя, оставив недавние слезы истории. Звук был чистый и высокий.
— Нам надо идти, — одернул себя Талискер. — Тебя ждут и волнуются…
Тристан неохотно встал, и они пошли по тропинке.
— Трис? — окликнул его Талискер.
— Что?
— Я знаю, что ты любил Риган, но тебе не нужна ее помощь. Ты будешь великим правителем. И ты… всегда мог им быть…
— Спасибо, отец.
Они бок о бок вернулись в город, где звук поющих голосов поднимался высоко в небо.
ЭПИЛОГ
Нима, наплакавшись, уснула. Она больше не хочет быть сеаннахом, решила девушка. Когда Мориас вернется в долину, она сообщит ему, что передумала…
В доме было совсем темно, когда Нима проснулась. Ее разбудил какой-то шорох. Она села в кровати, затаив дыхание и прислушиваясь к звукам. Через некоторое время девушка встала и тихонько, на цыпочках, пошла в гостиную. Огонь в очаге давно погас. В комнате было темно и тихо, но когда Нима увидела фигуру, сидевшую в большом мягком кресле, у нее не осталось сомнений.
— Учитель. Вы вернулись.
— Да, девочка. — У него был усталый, но довольный голос. — Ты хочешь мне что-то сказать?
— Да. — Нима, не зажигая лампы, села на стул напротив, подогнув под себя колени и завернув ноги в подол ночной рубашки. — Я не думаю, что смогу стать сеаннахом, Мориас, — сказала она серьезно.
— Но почему, Нима? Ведь твои соплеменники выбрали именно тебя.
— Знаю. Но это так… печально. Ведь все эти истории — не просто слова, верно? Все эти события происходили с людьми.
— Конечно. Ты в мое отсутствие смотрела в воду? Считаешь, Тристан не заслужил своего счастья?
— Конечно, заслужил. Но Риган… и тот странный человек…
— Нокс?
— Да. Они совершали плохие поступки, учитель. Плохие и жестокие.
— Но?
— Откуда вы знаете, что будет «но»?
— А разве нет?
— Да. Но они были…
Девушка пожала плечами. Из-за молодости и неопытности ей приходилось подыскивать нужные слова, чтобы описать свои чувства.
— Одинокие? Никем не любимые? Ни одна из этих причин не является оправданием, Нима.
— Нет. — Она упала духом на мгновение. — Но они ведь совершили в конце своей жизни и хорошие поступки, учитель. Сделали что-то правильное, полезное. Разве можно этого не учитывать? Я не могу их ненавидеть.
— Рад это слышать, детка. Может, ты хотела сказать, что они заслуживают возможности искупления вины, чтобы им дали еще один шанс?
Она улыбнулась. Первые лучи рассвета проникли под ставни, и какая-то птичка запела свою утреннюю песню, устроившись на вязе под окном.
— Да, возможно…
Мориас вздохнул:
— Ты так молода, Нима. А в молодости люди легко прощают. Наверное, мы должны извлечь что-то полезное из этой истории. Загляни-ка в мою сумку. Я там кое-что для тебя приготовил. Принеси ее сюда.
Нима принесла его сумку с полки около двери, сомневаясь, что это может быть что-то интересное, потому что сумка казалась совсем пустой. Она отдала ее Мориасу. Тот развязал кожаный ремень, и Нима ахнула.
Небольшая комната озарилась сияющим белым светом.
— Вот возьми.
Мориас положил ей в ладонь два сияющих шарика. В них было что-то волнующее, живое.
— Что это такое, учитель? — спросила она, едва дыша.
— Это духи Нокса и Риган. Я забрал их для тебя. Ты и будешь решать их судьбу. На восходе солнца я могу позволить им уйти или раздавить каблуком своего башмака, — закончил он жестко. — Что скажешь теперь? Решение за тобой.
Нима задохнулась от волнения. Она уставилась на шарики, вспоминая все события, свидетелем которых ей пришлось стать.
— Я не могу… решить, — пробормотала она наконец.
— Ты должна, — настаивал Мориас. — И очень скоро. Что тебе подсказывает сердце, Нима?
Она долго молчала, но когда опять запела птица, девушка словно вышла из транса. Она подошла к окну и открыла ставни.
— Я могу…
Мориас кивнул, и Нима высунула руку в окно, не разжимая пальцы. Потом медленно сделала это. Словно бабочки шарики задрожали на свежем утреннем ветерке, а потом соскользнули с ее ладони и плавно полетели прочь, поднимаясь все выше и выше, словно пыльца с цветка, танцующая в лучах солнца. Потом, будто почувствовав что-то, набрали скорость и помчались на восток к восходящему солнцу нового дня.
Нима не отрывала от них взгляда, пока шарики не исчезли из виду, тогда, застенчиво улыбаясь, она повернулась к Мориасу.
— Это был фокус, учитель? Вы меня проверяли? Мориас ласково рассмеялся над ее сомнениями.
— Разве я мог бы так с тобой поступить, Нима? Просто Земля выбрала своего нового сеаннаха.
