dver_v_zimu - Элизиум, или В стране Потерянных Снов
А потом его горло сжалось, огонь побежал к груди и подбородку, и ошейник начал пульсировать.
Огонь появлялся и пропадал: промежутки затишья уменьшались. Гарри схватился за ворот своей рубашки, его глаза сверкнули от бессильной злости.
— Они хотят, чтобы мы возвращались.
— Не сейчас.
— Они же просто убьют тебя… Теперь-то ты видишь, что нельзя умирать?
Драко побрел по лужайке. Он подобрал шапку Скорпиуса и ткнулся в нее носом.
Гарри шел за ним, шипя от боли.
— Они ушли?
— Кто?
— Я. И Астория. И Скорпиус.
— Я никого не вижу в окнах. И хорошо, потому, что если нас заметят…
— Значит, нам пора.
— О чем ты?
— Мы войдем в дом. В мой дом.
Ошейник полыхнул, и Драко выронил шапку.
— Зачем?
— У меня есть дело.
— Драко, не глупи. Давай вернемся, извинимся, и… я не знаю? Черт. Что-нибудь придумаем.
Драко повернулся к Гарри.
— Это ты меня прости.
— За что еще?
— Я знаю, что ты… хотел бы увидеть их. Своих детей. Свою семью. Сейчас. Но я никуда не уйду, пока не закончу. Ты? Если хочешь, если… можешь. Иди. Хватит с тебя Малфой Мэнора.
Гарри медленно покачал головой.
— Ты плохо меня знаешь. Это — просто фотография.
— Фотография?
— Ну…Как смотреть на очень живую фотографию. Или в зеркало Еиналеж. Я больше не покупаюсь на такое фуфло. Мне не нужно шестое октября. Мне нужно… мне нужно то время, где у них есть я. А не… другой я.
Драко дернулся от боли, и Гарри прекратил объяснения. Его пальцы царапали ворот рубашки, ставший уже грязным и мокрым. На подбородке чернел след от сажи, дорогой галстук был заляпан маслом — машинным, скорее всего, отстраненно подумал Драко.
— Теперь. Только вернуться.
Поглядев на Поттера с жалостью, которая вдруг нахлынула поверх его горя и боли, и которая, странное дело — смягчала их — Драко показал на свой дом:
— Там сейчас никого. Я их не оставлю.
— Как насчет домовиков? — Гарри попытался улыбнуться и потерпел полное фиаско.
— Когда мы аппарировали в больницу, он увязался с нами. Нужно было взять кое-что из вещей, а мы не… мы же не думали, что…
— И дом оставался пустым?
— Да… если заклинания нас пропустят…
Гарри поплелся за ним, загребая ногами и ругаясь сквозь зубы.
— Кажется, теперь горит сильнее, — сообщил он в пространство, когда Драко поднялся на крыльцо.
Его пальцы легли на дверную ручку, она мягко повернулась, поддалась. Может быть, шестого октября все пошло настолько неправильно и страшно, что домовики позабыли о защитном заклятии. Может быть, оно было — но только магия Сомнии пересилила магию Драко.
Он решил, что об этом поразмышляет позже. Или никогда.
Холл перед лестницей был все тем же, оставленным много месяцев назад: идеальный порядок, приглушенный свет. Гарри, хромая и заваливаясь на бок, добрел до дивана и упал, он дергал ошейник, его шея покраснела и опухла, лицо было мокрым от пота.
Драко поднялся на второй этаж и остановился напротив комнаты сына. Он слышал, как внизу матерится Гарри, как в камине трещат поленья, как древесина старого дома поскрипывает, деликатно и настороженно, под шагами нежданных гостей.
Чувствовал запахи, прежде неощутимые, а теперь ставшие вдруг чем-то вроде книги: книги памяти, счастья, гербария прожитой жизни.
Духи Астории, шампунь Скорпиуса, воск для полировки панелей, масло для паркета, косметические зелья в ванной комнате, ужин, оставленный на плите — ростбиф, тушеный горошек. Привезенные позавчера фруктовые меренги от парижского кондитера. Печенье с кардамоном. Лимонад в стакане, карамель и недоеденный баварский пряник — рядом с постелью мальчика.
Газеты, разложенные на письменном столе. Чернила. Перья.
Книги. Их желтые страницы с сухим и пыльным, терпким, сладковатым ароматом клея, старой бумаги и множества прикосновений. Шелковые платья, отглаженные мантии, пальто в батистовых чехлах, начищенные ваксой ботинки, туфельки с потемневшей на изнанке кожей, атласные банты. Пудра, расчески, ночной крем — миндаль и кокосовое масло. Корзины с бельем в подвале — чистое пахнет холодом, ветром и мылом, грязное — потом, духами, спешкой и волнением, сном и радостью, похотью, любовью.
Все воспоминания и запахи окружили Драко, он прислонился лбом к прохладной древесине. Боль от ошейника отступила, почти исчезла под натиском боли иного свойства.
Все, что прошло, и к чему он больше не вернется: далекие комнаты, чужие шаги, смех, голоса — отступили в прошлое и остались там, и Драко понял внезапно, о чем говорил Гарри, об ужасно живой — и ужасно ненастоящей — фотографии.
Он вошел, стараясь не смотреть на оставленные тут и там одежки, скомканные школьные джемпера, разбросанные по ковру ботинки, грязные носки и разношенные кеды.
Стемнело, свет сочился в щель между гардинами тонким, мутным ручейком. Драко, не вслушиваясь в плач собственного сердца, не обращая внимания на приступы удушья, встал на колени и нащупал шершавую поверхность старой коробки.
Он вытащил ее из-под кровати, подняв облачко пыли, открыл и наткнулся на груду потрепанных комиксов. Выгреб их на пол, затем наступил черед многотомных приключений каких-то волшебных мстителей. На дне увидел то, что искал — под старенькой раскраской из жизни пятнистой собачки Мими.
Драко вынул книгу, тонкую и дешевую, и принялся складывать остальное обратно.
— Что ты делаешь? Драко?
Драко положил последний том на место.
Поднял с ковра «Страну Потерянных Снов».
— Разве не видно? Оставляю подсказку.
— Но… Драко. Так же нельзя. Так делать…
— Как? Нечестно? Неправильно?
Он положил книгу поверх других и закрыл коробку.
— Это все, что я могу, — Драко ухмыльнулся, и боль тут же побежала горячими лапками вверх — до самого затылка. — Не письмо же писать, в самом деле? Письмо его напугает. Он трус. Он скорее поверит шарлатану Переску, чем мне.
— Ты говоришь о самом себе.
— Да, и это довольно… безумно. Но я-то его знаю, Поттер. А ты? Ты пока что счастлив, сыт и доволен жизнью. И ты совсем, совсем его не знаешь.
— И ты считаешь, что ему это поможет?
Драко обернулся и вгляделся в ставшее пятном сумрака лицо.
— Я? Я только знаю, что, раз мы теперь здесь — то, верно, у него хватит мозгов и смелости. На все остальное.
Он встал, отряхивая пыль с колен.
— И тебе, как видишь.
Гарри отвернулся и вышел.
Драко слышал его шаги — несколько быстрых ударов по половицам — затем раздался крик, стук упавшего тела. Он вскочил, чтобы помочь, но огонь затопил его горло, потек к груди, животу, выжег глаза и иссушил мысли.