Надежда Попова - По делам их
Курт ответил не сразу — смотрел на ее напрягшиеся плечи над покрывалом, на лицо, казалось, потускневшее еще более, и, наконец, сквозь зубы выдохнул:
— Ясно. И кто он?
— Все не так просто… — начала Маргарет; он повысил голос:
— Я спросил, кто он.
— Ты дашь слово, что сначала дослушаешь все до конца? Тебе ведь это было нужно — узнать все, ведь ты сам этого хотел!
— Да, я выслушаю все; кто он, Маргарет? Отвечай немедленно, пока я…
— Герцог Рудольф фон Аусхазен, — выпалила та, бросив в его сторону короткий взгляд и вновь отвернувшись.
— Что?.. — пробормотал Курт с усилием; такого он услышать не ждал, и в первое мгновение не испытал ничего, кроме оторопелого изумления. — Твой…
— Да, мой дядя! — подтвердила Маргарет яростно, наконец, подняв глаза к нему и сжав губы. — И не надо делать такое лицо, не смей обвинять меня ни в чем!
— Так это с его помощью ты намерена устроить мою карьеру? — спросил он резко. — Благодарю вас, пфальцграфиня фон Шёнборн, но не стоит. Пользоваться услугами ваших любовников я не стану.
— Прекрати немедленно, — потребовала Маргарет твердо. — Не смей обвинять меня. Ты обещал, что сперва выслушаешь до конца; где ваше слово, майстер Гессе?
Курт поднялся, пинком отбросив свою куртку, вновь лежащую на полу, прошелся к столу, вернулся обратно, не глядя в ее сторону и чувствуя, что бледнеет; наконец, остановившись, приказал:
— Говори.
— Сядь, — таким же требовательным тоном велела Маргарет, и он уселся снова — чуть в стороне, в изножье кровати; она вздохнула. — Я снова должна перед тобою оправдываться; Господи, надеюсь, сегодня это в последний раз.
— Говори, — повторил он сухо, и та кивнула.
— Я начну с самого главного, чтобы ты более не смотрел на меня, как на чудовище. То, что было, было давно и не по моей воле. Теперь ты перестанешь вести себя, как проповедник в борделе?
Курт повернул к ней голову медленно, напряженно, ощущая, как левая ладонь сжимается в кулак; в памяти всплыло лицо герцога — сухое, высокомерное, уверенное.
— Герцог фон Аусхазен… — выдавил он тихо, — дочь собственного брата…
— Да, — кивнула Маргарет с болезненной улыбкой. — Большие люди, майстер инквизитор, большие грехи…
— Рассказывай все.
— Сегодня ты произносил это чаще, чем «я люблю тебя», — заметила она; Курт с усилием разжал кулак, неизвестно почему пристально посмотрев на ладонь, и стиснул пальцы снова.
— Я люблю тебя, — процедил он. — А теперь я хочу знать об этой мрази все.
— Мне было тогда двенадцать, — тихо начала Маргарет, бросив в его сторону взгляд исподтишка; он сжал зубы, но ничего не сказал, оставшись сидеть неподвижно. — Мама умерла еще при родах, отец всегда был отстранен и мало обращал на меня внимания, а… дядя… Он учил меня читать, ездить верхом, мы вообще много времени проводили вместе, и мне всегда было с ним интересно, я никогда не думала, что… Я верила ему. Едва ли не больше, чем отцу.
— Твой отец жил в имении старшего брата?
— Так и не завел своего поместья, хотя его доля в наследстве это дозволяла. Ambitio — не его особенность… была. А мама происходила из бедного рода, ей и такая жизнь казалась почти раем. По крайней мере, мне так говорили… Да, мы жили на соседних этажах замка. Мы всегда были рядом. И когда все это случилось — все было как всегда; мы сидели в библиотеке, отца не было дома, и…
— Тебе было двенадцать лет, — повторил Курт; она кивнула.
— Да. Мне было двенадцать.
— Ублюдок… — прошипел он тихо, чувствуя, как заныли костяшки, а челюсти сжались до боли в скулах.
— Я была напугана, — голос Маргарет снова упал до шепота. — Я не знала, что делать, как быть. Рассказать все отцу казалось чем-то немыслимым, я была уверена, что он не поверит мне. Он ценил брата…
— Это было не раз, верно? — предположил он тяжело.
— Да. Это случалось потом еще многажды… Наконец, я все-таки не вытерпела и пожаловалась отцу. Он поверил мне с первой минуты, сразу. И был в бешенстве. Хлопнул дверью моей комнаты; я выскочила за ним в коридор, видела, как с криком «Рудольф, подлец!» он взбегал по лестнице… Вот так я и видела его живым в последний раз, такие слова и были мною слышаны от него последними. Утром возле этой самой лестницы его нашла прислуга — со сломанной шеей.
— Вопрос, который мне следовало бы задать, будет излишен…
— Разумеется, — подтвердила Маргарет, переведя тоскливый взгляд на окно, за которым над низкими крышами соседних зданий неподвижно, безучастно, буднично тлели точки звезд. — Он даже не стал отрицать этого… Утром, когда тело нашли, он так посмотрел на меня, что я похолодела. И сказал, что от захребетников пора было избавиться давно. А после… — она запнулась, уронив взгляд и сжав пальцы до побеления, — он… как никогда раньше… словно вовсе с дешевой трактирной девкой…
Курт увидел, как дрожат тонкие пальцы, как сжались губы, а глаза снова из фиалковых стали темными, точно осенняя вода…
— Ты до сих пор боишься его? — спросил он, придвинувшись ближе. — Неужели ты — до сих пор боишься этого мерзавца?
— Теперь нет. Но тогда — да, тогда я жила в страхе. Сначала я просто ждала, пока ему все это прискучит. Потом… плакала, молилась, прося поразить его громом… чего только я не просила.
— Ясно, — вздохнул он. — Вот оно что…
— Только сейчас — прошу, не надо вещать мне о воле Господней, о том, какая кара ждет его за гробом… — на миг ее голос окреп, а взгляд снова стал твердым. — Не желаю слушать. Оставим это. Мне сейчас не нужен инквизитор Гессе, я хочу говорить с тем, кто утверждал, что я дорога ему. И не смей меня жалеть; я — не жалею. Мне мерзко при одной лишь мысли о том, что было, но о том, что стало — я не жалею. Я довольна тем, что получила в конце концов.
— Хорошо, — послушно согласился он. — Я ничего этого не скажу… И… что же ты сделала?
— Я не вызывала сатанинских созданий и не заключала с ними договоров на свою душу, если ты об этом, — жестко откликнулась она; Курт поморщился.
— Прекрати, Маргарет, — попросил он. — Ты только что сказала сама, что говорить с инквизитором не желаешь; так не надо.
— То, что я вдруг обрела — это пришло ко мне внезапно, само по себе, нежданно; когда он в очередной раз попытался… Тогда я пожелала, чтобы он умер — тотчас же, немедленно. И в тот миг я ощутила это — истекающую из него силу; я не думала тогда о том, насколько это невозможно, неестественно, тогда я просто ухватилась за то, что почувствовала, и… — Маргарет зло усмехнулась. — Это, наверное, за последние годы было самым лучшим моментом в моей жизни — увидеть его лицо, увидеть его глаза, страх в его глазах, почти ужас; как он отпрыгнул от меня, задрожал, точно умирающий… Я сама не осознала тогда, что произошло, но хватило ума и выдержки повести себя должным образом. Я сказала, что, если он тронет меня еще раз, ему не жить.
