Пьер Певель - Рыцарь
— Итак, чего хотите вы? — спросил он.
— Заключить с тобой договор, — ответил дракон. — Тайный договор, который будет выгоден нам обоим.
— Что вы собираетесь предложить? Здесь я нахожусь в вашей милости. Вы вольны убить меня одним выдохом, но стоит мне покинуть эту пещеру, вы не сможете больше ничего сделать ни для меня, ни против меня.
— Не спеши с выводами, Лорн. Я еще многое могу сделать для тебя.
Это казалось нереальным.
И тем не менее сейчас Лорн разговаривал с самим Серк-Арном, Драконом разрушения.
— Тьма присутствует в тебе. Я чувствую ее. Она сильнее, чем может показаться, и однажды она возьмет над тобой верх. Но ты и так знаешь это, верно? Возможно, не хочешь знать, но ты знаешь.
Лорн угрюмо кивнул.
В это мгновение он почувствовал, как в душе задрожал смутный проблеск надежды. Так оживляется больной, который хочет верить в чудодейственное средство. Так оживляется подсудимый, который надеется на помилование.
— Я не могу освободить тебя от Тьмы, Лорн. Видишь, я и себя от этих цепей освободить не могу.
Лорн почувствовал, как надежда рассеялась и ее место заняли льдистые сумерки.
— Но я готов помочь тебе взять над ней верх, — продолжил Серк-Арн. — На это моих сил хватит. Тьма пребывает в тебе. С моей помощью ты мог бы контролировать ее. И кто знает, не исключено, что ты мог бы использовать ее для своей выгоды…
Лорн размышлял, стараясь не показать своего смятения. В голове вновь прозвучали слова дракона: «Не бывает веры сильнее, чем вера безумца, который хочет верить». А вдруг они в равной мере правдивы и для короля, и для самого Лорна?
— Тьма перестанет быть недугом, который подтачивает тебя, и сделается твоей силой, — добавил Дракон разрушения. — Нужно ли мне рассказывать о могуществе Тьмы? Представь себе: Тьма в тебе полностью подчинена твоей воле!
Лорну было бы достаточно, если бы Тьма перестала подтачивать его душу и тело. Но слова дракона попали точно в цель: он вспомнил о приливе энергии, который почувствовал в Бежофа, когда его били в том переулке. Он лежал на земле, побежденный и разбитый, весь в крови, но вдруг что-то пробудилось в нем и заставило подняться на ноги. Силы вернулись к нему, а неумолимая решительность сделала его холодным, рассудительным и безжалостным. Этой решительностью, физической силой и ясностью ума, которые спасли ему жизнь, он был обязан Тьме.
— Ты ведь уже знаешь, как это бывает? — уточнил Серк-Арн.
Лорн кивнул, сознавая, что не может ничего скрыть от дракона, а вслух сказал:
— Никто не может господствовать над Тьмой. Даже вы. Рано или поздно она меня погубит.
— Верно. Так и высокий берег, в который бьются морские волны, однажды неизбежно обрушится в воду.
— Тогда зачем?
— Подумай о времени, которое у тебя появится. Подумай о том, каким ты был прежде и чего тебя лишили. Ты хочешь томиться в ожидании смерти? Хочешь посвятить всю жизнь безуспешной борьбе с Тьмой? Хочешь остаться обреченным узником, которым ты был в Далроте?
— Нет. Я… Я хочу жить.
— В таком случае стань моим союзником.
— А Тьма? Как я смогу…
— Тут не все зависит от тебя. Если я не ошибаюсь, время придет. Ты его узнаешь. Ты поймешь. Возможно даже, у тебя возникнет предчувствие… И когда это время придет, тебе надо будет возвратиться ко мне.
— А если это время не придет никогда?
— Тогда Тьма понемногу закончит свое дело и убьет тебя.
Лорн задумался.
Затем, приняв решение, он посмотрел в пылающие глаза Серк-Арна.
— Я согласен. Что вы предлагаете мне делать?
— Они собираются наделить тебя властью, — ответил обитатель горной пещеры. — Воспользуйся ею.
ГЛАВА 18
«Раз король так жаждет сохранить Саарсгард, пусть он его и защищает!» С этими словами разгневанная королева Селиан взошла на борт своего корабля и покинула Саарсгард незадолго до атаки Иргаэрда. Охваченная страхом свита спешно последовала за нею, и вскоре в Саарсгарде осталось лишь несколько десятков человек, которым предстояло защищать крепость и честь Верховного королевства. Среди них был один из принцев.
Хроника (Книга Рыцаря со шпагой)Вторая половина дня подходила к концу.
Стоя на крепостной стене Саарсгарда, Лорн смотрел на суда Верховного королевства, уплывающие вдаль по темным водам. Затем его взгляд переместился на черно-красные паруса иргаэрдского флота, который вставал на якорь в опустевшем порту.
— Сколько у них людей, как тебе кажется? — спросил он.
Алан поджал губы.
— Десять судов. По сорок человек на каждом.
— То есть четыреста.
— Из них треть — моряки. Но они тоже могут сражаться.
— Четыреста, — задумчиво повторил Лорн.
Выпрямившись, он добавил:
— Солнце скоро сядет, Алан. Пора тебе уезжать.
— И слышать не желаю.
— Тебя это тоже касается, — добавил Лорн, поворачиваясь к Энцио.
Тот, прислонившись к огромной бомбарде, направленной на море, что-то неразборчиво писал графитовым карандашом в блокноте.
— Плохая новость, друзья, — сказал он. — Расчеты показали, что мы в зоне досягаемости иргаэрдских орудий.
— Это корабельная артиллерия, — возразил Алан. — Хорошо пробивает деревянные корпуса. А у нас тут каменные стены.
— Верно. Но они уже в гавани, и у них есть время, чтобы навести прицел. А благодаря резервам портового арсенала они могут не бояться, что у них быстро закончатся порох или ядра.
— Вы меня слушаете? — спросил Лорн, повышая голос.
— Нет, не слушаем, — ответил Энцио, исправляя траекторию. — Искусство осады городов — это целая наука, которая требует полной сосредоточенности.
— Ты принц Верховного королевства, — воззвал Лорн к Алану. — Твоя жизнь стоит намного больше, чем какая-то крепость.
Это была не первая попытка Лорна убедить своего друга уехать. Эстеверис тоже безуспешно уговаривал принца взойти на борт Плавучего дворца. Королева же не сказала ни слова, узнав о решении своего сына остаться.
— Лорн прав, — вставил Энцио, не поднимая взгляда от блокнота.
— Вы только послушайте, что он говорит! — возмутился Алан.
— Я всего лишь дворянин из Сарма. В моих жилах не течет кровь Верховных королей.
— И теперь он еще будет изображать из себя скромника…
Старший сын герцога Сарма и Валланса едва заметно улыбнулся.
— Лорн, — сказал Алан, — нам всем понятно, что мы защищаем не только крепость. И потом, мы ведь исполняем волю короля. Волю моего отца. Каким сыном я был бы, если бы пошел против его повеления?