Полина Дрожжинова - Что ты ищешь?
Изящная фарфоровая чашка, расписанная голубыми цветочками, выпала из обвисшей безвольной плетью руки и раскололась на две почти ровные части. Канцлер слегка кивнул. Гиннар тут же подхватил заваливающегося набок принца. Усадив бесчувственное тело ровно, и придерживая его на всякий случай, оборотень поднял взгляд на отца.
— Что теперь?
Канцлер медленно отпил из своей чашки.
— Проследи, чтобы завтра никто не заходил в подвал.
* * *Эйнар лежал в темноте. В абсолютной, непроглядной. Сквозь которую не пробивалось ни одного лучика света. Она обволакивала, душила, казалась почти материальной.
"За мной никто не придёт". — Внезапно с ужасом осознал он. — "Мне навсегда придётся остаться здесь. Потому что так надо. Но почему так надо? Я не помню…"
Подтянув к подбородку невидимые во мраке колени, принц совсем по — детски всхлипнул — такого он не позволял себе с пятилетнего возраста — отец бы просто выпорол его за подобное проявление слабости.
"Хочу туда, где светло. Точно — хочу к бабушке. Но бабушка уже умерла… Наверное, я действительно никому не нужен… Потому что я не такой, как они хотят…"
— О, хватит ныть. — Насмешливый голос вырвал его из объятий отчаяния. Кто‑то распахнул плотные бархатные шторы, и в глаза Эйнару ударил яркий свет. На подоконнике, боком к нему, сидел Гис, лениво вытянув свои длинные ноги. Белоснежная рубашка и чёрный атласный жилет выгодно подчёркивали его фигуру. Рыжеволосый повернул голову.
— Знаешь, чем ты мне больше всего нравился?
— Ну… — Принц медленно принял сидячее положение. — Возможно, моё дивное пение?..
Гис закатил глаза, что было для него не характерно — обычно он очень скупо выражал свои эмоции.
— Ты отвратительно поёшь. Помнится, я сказал тебе это при первой нашей встрече и с тех пор моё мнение не изменилось.
Принц обиженно нахохлился.
— Ты тоже не особо изменился. Даже после смерти умудрился явиться мне с накрахмаленным воротничком. — Он снова лёг на пол и устало прикрыл глаза. Но голос друга снова вырвал его из паутины апатии.
— За неубиваемый оптимизм. Ты похож на ветер — буйный, неуправляемый… сносящий крыши… Мне нравилось участвовать в твоих авантюрах.
Принц приоткрыл один глаз.
— Зато остальные из‑за этих авантюр шептались за моей спиной.
— С каких пор тебе не наплевать на их мнение? — Гис склонил голову на бок.
— Неуважение ко мне дало свои плоды. Даже канцлер предал. Обвёл вокруг пальца как глупого мальчишку, коим я и являюсь. Отец прав. Не думал, что когда‑нибудь соглашусь с ним. Никому нельзя доверять.
— Эй. Вообще‑то я отдал за тебя свою жизнь. Прямо таки и никому?
— Прости. — Эйнар скукожился. Ему очень хотелось заткнуть уши и побиться головой об пол.
— Самобичевание и пессимизм тебе не свойственны. Не разочаровывай меня.
— И пяти минут нельзя поистерить.
— Вставай.
— Зачееем?
— Ты хочешь посмотреть, что за окном.
— Чего? — От удивления Эйнар даже приподнял голову.
Гис толкнул створки и они распахнулись наружу. В комнату ворвался порыв ледяного ветра, пахнущего свежестью.
— А что там? — Из его положения принц видел только серые тучи, сплошным покровом затянувшие небо.
Гис усмехнулся.
— Да — да. Любопытство — это моё слабое место. — Проворчал Эйнар, поднимаясь на ноги. Он перегнулся через подоконник и взглянул вниз. Там тянулась каменная кладка, вгрызающаяся в скалу. Из еле заметных расселин кое — где торчали кривые чахлые деревца, напоминающие сосны. О подножье скалы яростно бились серо — голубые волны.
— Северное море! Как же я хотел его увидеть!
Гис кивнул.
— Кстати. — Принц оторвался от созерцания пейзажа. — А как это мы с тобой говорим?
Рыжеволосый оборотень пожал плечами.
— Никак. Это всего лишь плод твоего больного воображения. Просто ты скучаешь по мне.
— Потрясающе. Моё больное воображение рисует мой же психологический портрет.
Гис усмехнулся и легко спрыгнул с подоконника.
— Ладно, разберись тут со всем.
— Подожди!
Эйнар отвернулся от окна. В голове толкались сотни несказанных фраз.
Его друг вопросительно приподнял бровь.
— Что мне делать? — Наконец спросил принц.
— Делай то, что ты хочешь. — Серьёзно ответил Гис.
Эйнар проснулся. Вокруг была темнота — почти такая же непроглядная как во сне. Почему‑то пахло колбасой. Оборотень попытался перекатится на бок, чтобы встать, но вместо этого рухнул куда‑то вниз, больно ударившись бедром. Вспомнив все самые непотребные ругательства, слышанные в излюбленных им кабаках, он пошарил руками вокруг. Кошачье зрение помогло различить рядом деревянные ящики, на которых принц, видимо, и лежал до этого.
— Так. Вот зануда, не мог чего путного посоветовать. — Эйнар потёр виски, сгоняя разбегающиеся мысли в кучу. — А сейчас мне нужен план.
* * *Звёзды тихо перемигивались в ночном небе. В большинстве окон не горел свет. Мимо Эли пролетела летучая мышь, чиркнув её по уху кожистым крылом. Девушка поспешно натянула капюшон. Следом за мышью, возмущённо вереща, пронеслась серая неясыть — кажется, этой ночью у кого‑то намечались разборки. Эля попыталась представить, что здесь творится в ночь зимнего солнцестояния и ей стало страшно.
Вальдр шёл по улице, глядя себе под ноги, и не замечая ничего вокруг.
"Бедный. Наверно, он так расстроен, что канцлер не его отец". — Девушка сочувственно вздохнула. Спохватившись, она взяла оборотня за локоть и скорректировала его движение, не позволив врезаться в коновязь.
— Не смотри на меня так. — Буркнул оборотень, стряхивая оцепенение.
— Простите, просто я представила, что вы чувствуете.
Вальдр недовольно зыркнул на неё.
— О, не напоминай! Я чувствую себя идиотом! Как, наверное, по — дурацки я выглядел, когда назвал канцлера отцом! Хорошо, что свидетелей было немного. Но перед канцлером и его сыном я опозорился.
Эля закрыла рукой лицо.
"Он неисправим. За него можно не волноваться".
— А вы уверены, что мы идём по направлению к гостинице? — Уныло осведомилась учительница. Она уже давно подозревала, что они маршируют не в ту сторону, но тревожить задумавшегося оборотня не решалась.
— Просто следуй за мной.
— Но может всё‑таки…
— Да, это определённо где‑то здесь. Мы почти пришли!
Через пять минут они упёрлись в массивную каменную стену, тянущуюся вправо и влево на необозримую длину — темнота скрывала истинную протяжённость. Девушка задрала голову вверх. Над ними возвышалась монументальная громада башен. Императорский замок казался нерушимой и вечной цитаделью, намного более внушительной чем управление, дворец энтейского наместника и вообще все виденные Элей ранее строения вместе взятые.
