Диана Удовиченко - Враг империи
– За кого? – опешил я.
– Я же говорил: за лорда… как бишь его? Не помню… – протянул герцог. Такой… бородка… ноги тонкие… серые волосы… нет, не помню. Я был мал.
– Но как же?..
– Дворянское слово! – лорд Глейнор выразительно поднял палец. – О—о, вы не знаете, Рик, что это такое! Порой ради верности слову дворяне совершают невероятные глупости и даже подлости. Например, обрекают родную дочь на несчастную жизнь.
– Но она в конце концов сбежала? – спросил я. Мне стало жалко эту самую Изабеллу, которая была виновата лишь в том, что влюбилась не в самого подходящего человека. Ну, и еще зря она, конечно, родилась в семье Марслейн.
Герцог задумался, мелкими глотками отпивая вино.
– Так она сбежала? – снова повторил я, страстно желая услышать подтверждение.
Лорд Глейнор поднял на меня пустые и ставшие какими—то плоскими, как две синие пуговицы, глаза.
– Сбежала? – тихо переспросил он. – Да… пожалуй, и так можно сказать… Изабелла нашла способ избежать ненавистного ей брака и не заставлять отца нарушать данное слово. Она умерла в родах.
Я не знал, что сказать. Но герцог, похоже, в утешении не нуждался, поскольку был безнадежно пьян.
– Теперь у меня нет никого. Отец умер десять лет назад, мать не на долго пережила его. А Изабелла… мертва вот уже двадцать пять лет. Ее гибель так ранила мне душу, что я до сих пор не женат. Во мне укрепилась прочная ненависть к бракам без любви. А полюбить я никого не смог.
– Ну… все еще впереди, – преувеличенно бодро произнес я.
– Так что я совершенно одинок.
Спрашивать было неудобно, но я не мог сдержать интереса:
– А ребенок? Он тоже умер? Впрочем, извините, герцог. Понимаю, конечно, бастард…
– Не нужно извиняться. Неужели вы думаете, что для меня было бы важно, законнорожденный этот ребенок или нет? Достаточно того, что это сын или дочь моей драгоценной Изабеллы! Но я был слишком мал, когда все произошло. Строго говоря, я ничего не знал об этой истории с беременностью. Мне сказали, что сестра уехала погостить к тетушке, там заболела и умерла. Правду я узнал только после смерти родителей, из старых писем, которые им писала из Лендсона несчастная Изабелла. Матушка всегда была педантична, она сохранила всю переписку. Я искал этого ребенка. Впрочем, уже не ребенка, подростка. Но храм в Лендсоне сгорел, вместе с ним сгорели и все записи о послушницах. Я пробовал отыскать жриц, служивших в то время при храме, но прошло слишком много времени. Одни умерли, след других потерялся, третьи ничего не помнили о моей несчастной сестре и ее ребенке. Мне оставалось лишь предположить, что дитя погибло вместе со своей матерью. Честно говоря, это было бы лучше для него, чем воспитательный дом… – лорд Глейнор внезапно уставился на меня. – Простите, Рик. Я не подумал…
– Ничего, – ответил я. – Вы правы. Лучше не родиться, чем попасть в воспитательный дом.
Герцог еще минуту изучал меня пустым взглядом, потом вздохнул, облокотился о стол, опустил голову на руки и моментально уснул. Мои попытки его растормошить ни к чему не привели. Пришлось взять бесчувственное тело подмышки и уложить на кровать. Пока я тащил лорда Глейнора, белая рубаха из дорогого шелка распахнулась на его груди, и что—то, матово блеснув, выпало из ворота и звякнуло об пол. Я наклонился и поднял круглый медальон. В таких принято носить портреты близких. Толстая золотая цепочка, зацепившись за одежду, расстегнулась. Я подержал вещицу в руке, пытаясь преодолеть желание заглянуть в медальон. Не то чтобы я был излишне любопытен. Будь там портрет возлюбленной герцога или его матери – да кого угодно, у меня это не вызвало бы никакого интереса. Но я не без оснований полагал, что в медальоне находится портрет Изабеллы. А мне очень хотелось посмотреть на женщину, которую любил Вериллий Фламиер. Решив, что лорд Глейнор непременно показал бы мне портрет, если бы его не сморил сон, я нажал крохотный выступ сбоку безделушки – и крышка откинулась. После чего долго стоял, не веря своим глазам и пытаясь сообразить, как такое возможно. На меня смотрела синим взглядом улыбающаяся прекрасная девушка с волосами цвета осенних листьев. Та самая, которая являлась ко мне во снах, навеянных когтем Угелука. Я очень хорошо запомнил ее лицо, ведь тогда считал его лицом матери. Что же теперь получается? Значит, эта женщина когда—то существовала на самом деле? Это не игра моего воображения и не фантом из артефакта? Или я перепил, вот и мерещится демон знает что? Протерев глаза, снова воззрился на миниатюру. Нет. Все правильно. Вот она, рыжеволосая женщина с синими глазами. Изабелла. Если присмотреться, сходство между ней и лордом Глейнором очевидно. Я схватил открытую полупустую бутылку и залпом ее осушил. Не помогло. С портрета все так же улыбалась женщина из моих снов. Я захлопнул медальон и осторожно положил его на подушку рядом с головой герцога. После чего вернулся в нашу комнату, растолкал спящего Артфаала и все ему рассказал.
– И что тут удивительного? – недовольно вопросил демон.
– Но как же…
– Да очень просто. Начнем с того, что вы действительно видели во сне свою мать.
– Но я не знаю ее!
– Вы не знаете, а разум ваш знает. Ваше сознание бережно сохранило образ матушки, которую вы видели в момент рождения. Не забывайте, барон, что вы изначальный. Вам доступно многое. Астральный паразит, как я вам уже объяснял однажды, принимает облик самых дорогих для жертвы людей.
– А как он узнал?
– Он ничего и не узнавал. Воздействовал на ваше сознание, которое выдало такой вот образ.
– И что же теперь получается? – опешил я.
– Вы – племянник герцога Марслейна, – торжественно провозгласил лорд Феррли. – Вообще—то я догадывался, что такое возможно. Вспомните, я был в вашем сне и видел образ вашей матушки. А герцог и она – просто на одно лицо.
– Но бастарда же оставили в Лендсоне. Если он вообще выжил…
– Вы сами сказали, что храм Ат—таны сгорел. А вместе с ним и приют. Скорее всего воспитанников перевезли в воспитательный дом Виндора.
Я не ответил. Это предположение было так невероятно, так огромно, что не укладывалось в моем сознании. Я – и герцог Марслейн? Моя мать – Изабелла Марслейн? И что теперь? Рассказать об этом лорду Глейнору? Он не поверит и будет прав. Я не располагаю никакими доказательствами. Открытие меня не радовало, и я очень надеялся, что ошибаюсь в своих предположениях. Герцог – достойный человек, таким дядюшкой можно гордиться. Его сестра, моя предполагаемая мать, судя по рассказу, была доброй и милой девушкой. Но вот признать Вериллия своим папашей… Бр—р–р… Не нужен мне такой родственничек! А ведь если вдуматься, то между нами есть определенное сходство. Соломенные жесткие волосы, серые глаза, грубые черты лица… Я постарался выкинуть это из головы. Мало ли на свете мужчин с плебейскими лицами? Не всем же быть моими отцами.
