Константин Соловьев - Геносказка
Гензель принял бы это за намек, если бы ему доподлинно не было известно, что геноведьмы не понимают сути намеков.
— Не хочу спугнуть ее, — неохотно сказал он, теребя подбородок. — Не самый простой, знаешь ли, вопрос. Пока мы для нее всего лишь заблудившиеся путники. Случайные собеседники, подкинутые судьбой. Если она узнает, что в ее истории мы принимаем самое деятельное участие, да еще и в интересах трех посторонних нанимателей…
— Боишься лишиться расположения принцессы, братец?
— Предпочитаю отложить эту тему для благоприятной обстановки. Тем более что сейчас он уже не имеет принципиальной важности. Принцесса сбежала по своей воле — это данность. Но все остальное… Сплошные белые пятна.
— Из нас двоих именно у тебя есть возможность все это выяснить, братец.
— В первую очередь нам надо выяснить то, что в принцессе Бланко нашли цверги и альвы. Два совершенно разных биологических вида, сходных в одном: ни те, ни другие не испытывают симпатии к человеческому роду… или его потомкам. А тут вдруг такое внимание по отношению к девчонке!
— Представь себя исследователем, побудь в моей шкуре. Изучай ее, узнавай новое. Исследуй, как неизвестный препарат. Главное, не особо пристально. Есть препараты, которые… — Гретель как-то странно хмыкнула. — Вызывают привыкание.
— Я и исследую, — буркнул Гензель. — Каждый день узнаю про нее что-то новое.
— Но только не то, что может нам пригодиться для выполнения контракта.
— Бланко юна, но на удивление здраво мыслит. Она превосходно разбирается в начинке крепости. Вчера она показывала мне главную операционную комнату, откуда управляются все системы, включая оружейные, — на редкость интересное устройство… Она мила, хоть иногда немного язвительна, уравновешенна, терпелива… А еще… Иногда мне кажется, что она чем-то напугана. Как в тот день, когда впервые увидела меня с мушкетом в руках. Только она боится не меня. Чего-то другого, чего я не вижу или не понимаю. Это… непросто объяснить. В одну секунду она — смешливая и открытая девушка, а в следующую вдруг похожа на обмершего от страха ребенка.
— Ребенка?
— Так мне показалось. Говорю же, сложно объяснить…
— Ее юность прошла в заброшенном убежище, в обществе цвергов. Нет ничего удивительного в том, что это сказалось на ее эмоциональном и психическом развитии.
— Нет, тут что-то другое. Но я пока не понял что. Мне приходится действовать очень осторожно. И, похоже, она уже отчасти доверяет мне. Я думаю, мы узнаем ее секрет. Может, не очень скоро, но узнаем.
— Гензель…
— Что?
— Ты ведь проводишь с принцессой много времени?
Под бесстрастным взглядом сестры Гензель почувствовал, как предательски краснеют щеки.
— Ну… конечно. Как еще мне что-то узнать о ней?
— Хорошо. — Обрамленные белыми ресницами глаза Гретель уже медленно закрывались. — Просто постарайся, чтобы твой генетический материал не оказался в генофонде королевского рода. Может получиться конфуз.
— Не тебе судить о конфузах. Ты даже не знаешь, что это такое! — в сердцах бросил Гензель, разворачиваясь к двери.
— Тебе совершенно незачем смущаться, — сонно пробормотала Гретель уже с закрытыми глазами. — Это совершенно естественно и отвечает законам геномагии. Твои хромосомы и ее хромосомы…
— Я ухожу. Доброй ночи.
— Доброй ночи, братец.
Он уже был на пороге отсека, когда Гретель окликнула его.
— Так и уйдешь?
— Что?.. — он повернулся.
— Ты ведь пришел не для того, чтобы поболтать о принцессе.
Разумеется, Гретель не спала. Лежала на кровати с широко открытыми глазами и даже не выглядела сонной.
Проклятые геноведьмы и их фокусы!
— Я… — Гензель прочистил горло. — Да, у меня было еще одно дело.
— О котором ты забыл упомянуть.
Гензель набрал побольше воздуха в грудь, хоть и не собирался произносить длинную речь.
— Ты можешь сделать в лаборатории генетический анализ?
— Чей?
— Принцессы Бланко.
— А ты уверен, что она даст согласие? Насколько я помню, члены королевской семьи весьма щепетильны по этому поводу…
— Ее согласие не потребуется, — неохотно сказал Гензель, запуская руку в карман. — У меня есть это.
— Что это? Платок?
— Принцесса Бланко вытерла им лицо, когда закончила работать. Думаю, в ее кожных выделениях есть все, что тебе необходимо для анализа.
Гретель изобразила удивление. Так ловко, что в другое время Гензель мог бы даже принять его за искреннее.
— Ты взял у особы королевской крови пробу генетического материала? Ты знаешь, что за это полагается?
— Виселица, кажется, — усмехнулся Гензель. — Но будет лучше, если ты сделаешь анализ побыстрее.
— Быстро же ты изменился! А где же мой братец Гензель, который считал святотатством подобные приемы?
Гензель насупился.
— Будто тебе не интересно! — пробормотал он, комкая платок. — Признайся, тебя ведь и саму точит любопытство. Ты тоже хочешь узнать, что не так с этой девчонкой.
— Допустим, хочу, — согласилась Гретель, скрывая ладонью короткий зевок. — Но я же геноведьма. Беспринципное и равнодушное существо, которому плевать на людей, забыл?
— Забудешь… Я хочу знать, чем принцесса Бланко отличается от прочих.
— В ее истории темных пятен больше, чем в объективе микроскопа, в который кто-то чихнул, братец. Цверги, яблоки, фенотип… К слову, даже вопрос о том, почему она сбежала, не такой уж и праздный, неудивительно, что он тебя захватил. Я тоже размышляла об этом, когда было время.
— Забавно. Оказывается, и Гретель задавала себе этот вопрос. С другой стороны, в этом не было ничего удивительного. Геноведьмы любят интересные и сложные задачки. Правда, не всегда замечают, что частями этих задачек иногда оказываются живые и дышащие существа.
— Рад, что ты небезучастна к судьбе принцессы, — сухо сказал Гензель, все еще стоя у порога.
— Обстоятельства ее бегства из дворца интересуют меня исключительно в рамках моего контракта. Мне нет дела до ее душевных терзаний, как и до королевских чувств. Это не та среда, которую я изучаю. Но чем больше я думаю на этот счет, тем сильнее мне кажется, что сбежавшая принцесса — это один из корней того уравнения, над которым мы бьемся.
Гензелю не хотелось развивать эту тему. Но и выйти теперь он не мог. Упустил момент. А зря. Никогда нельзя расслабляться, когда имеешь дело с геноведьмой.
— По-моему, здесь все лежит на поверхности, сестрица.
— Скорее, болтается у поверхности, как дохлая рыба.
Он не обратил внимания на эту колкость.
![Надежда Кожушаная - Нога [киносценарий]](/uploads/posts/books/276827/276827.jpg)
