Джон Толкин - Властелин Колец
— Скажи лучше не невредимым, а неизменным, — тогда, быть может, ты и окажешься прав, — ответил Арагорн. — Однако сильно же, Боромир, угасла былая мудрость Гондора, если в этом городе начали плохо отзываться о Лотлориэне! Как бы то ни было, для нас нет иного пути — если ты не хочешь возвращаться в Морию, подниматься без дороги в горы или плыть в одиночку по Великой Реке.
— Тогда веди, — сказал Боромир. — Но помни: Лес тоже опасен!
— Опасен, — согласился Арагорн. — Прекрасен, но опасен — для зла. И для тех, кто несёт зло в себе. Следуйте за мной!
Они углубились в Лес всего на милю, как вышли к другому потоку, который быстро сбегал с лесистых западных склонов предгорий. Справа от них среди теней послышался плеск его порогов. Тёмные быстрые воды текли поперек дороги и мутным водоворотиком, над которым нависали древесные корни, сливались с Серебрянкой.
— Это Нимродель! — воскликнул Леголас. — Немало песен сложено о ней в давние времена Лесными эльфами, и мы, живущие на севере, до сих пор поём их, не в силах забыть радугу над её водопадами и золотые цветы, плывущие в её пене. Сейчас темно, и Мост Нимродели разрушен. Подождите, я спущусь к воде, ибо говорят, что эта река исцеляет грусть и снимает усталость. — Эльф спустился по крутому берегу, вошёл в воду и крикнул спутникам: — Здесь неглубоко! Спускайтесь и вы! Давайте переправимся на другой берег. Там мы сможем отдохнуть и, быть может, под говор водопада нам всем удастся спокойно уснуть, забыв о горе.
Путники гуськом спустились вслед за Леголасом и тоже вошли в реку. Фродо немного постоял у берега, не мешая воде омывать его усталые ноги. Она была холодной и удивительно чистой. Он пошёл вперед и, когда вода поднялась до колен, ощутил вдруг, что с него смыта не только дорожная пыль, но и все тяготы долгого пути.
Перейдя речку, Хранители расположились на отдых и немного подкрепились, а Леголас рассказал им несколько преданий лихолесских эльфов о Лотлориэне, о свете солнца и звёзд над полянами у берегов Великой Реки, когда мир еще не знал Тени.
Когда он умолк, в ночной тишине послышался музыкальный шум водопада, и постепенно Фродо стало казаться, что он различает в нём голос, поющий под журчание воды какую-то песню.
— Слышите голос Нимродели? — спросил Леголас. — Я спою вам песнь о деве Нимродель, которая носила то же имя, что эта река, и когда-то, очень давно, жила на её берегах. Прекрасно звучит эта песнь на нашем лесном наречии, но в Раздоле я слышал, как её пели и на всеобщем языке.
Тихим, едва слышным среди шёпота листвы над их головами голосом, он начал:
Эльфийская дева когда-то жила,
Прекрасней лучистой звезды.
Ведь звёздам днём не сиять никогда,
Не знать её белизны.
На лбу её сверкал талисман,
А кудри блистали ярче
Мерцанья лучей в Лаурендориан,
Бледного золота жарче.
Струились кудри её по плечам,
А поступь была так легка,
Как ветра полёт по цветущим лугам,
Как танец мотылька.
У перекатов реки Нимродель
Песня её звучала,
И серебристых звуков капель
В рябящую воду стекала.
Где ныне она, не знает никто…
Какая её скрыла тень?
В горах, от мест родных далеко,
Потеряла своих Нимродель.
У причала серый эльфийский корабль
Под прикрытьем холодных скал,
Поднимаясь и падая вместе с водой,
Много дней её ждал.
Но северный ветер грозно взревел
Ненастной ночною порой,
От берега серый корабль оторвал
И с отливом повлёк за собой.
Когда рассвета лучи замерцали,
Земля была далеко.
Седые валы горизонт закрывали,
Гривы взметнув высоко.
Амрот взглянул на берег, исчезший
Среди бескрайних зыбей,
И проклял неверный корабль, решивший
Нести его от Нимродель.
В древности был он эльфом державным,
Господином чащоб и лощин,
Где листва золотая пологом вечным
Украшала Лаурелин.
С кормы он в море чайкой метнулся
Быстрей, чем стрела с тетивы,
И в бурлящую пену глубоко окунулся,
И грозно взревели валы.
Как лебедь, плыл он среди зыбей,
В волосах его ветер пел,
И пена кипела вкруг мощных плечей,
А ветер навстречу летел.
Слов не знает вода морей,
Средиземья же берега
Не доносили до эльфов вестей
Об Амроте никогда.
Тут голос Леголаса задрожал.
— Я не могу петь дальше, — сказал он. — Это только небольшой отрывок, я многое забыл. Песнь очень длинная и печальная, ибо повествует, как Лотлориэн, Лориэн Цветущий, постигло горе, когда гномы разбудили в горах зло…
— Гномы не совершали никакого зла! — перебив Леголаса, воскликнул Гимли.
— Я и не сказал — совершили, — печально откликнулся эльф, — но зло пришло. И тогда многие эльфы из рода Нимродели покинули свои жилища и ушли к Морю, а она заблудилась далеко на юге, в Белых горах, и не пришла на корабль, где ждал её Амрот — её возлюбленный. Но весной, когда ветер шелестит молодой листвой, эхо её голоса и поныне звучит у водопадов, которые носят её имя. А с южным ветром от Моря доносится голос Амрота, потому что Нимродель впадает в Серебрянку, которую эльфы зовут Келебрант, а она — в Андуин Великий, а Андуин течёт к югу и вливается в залив Дивногорье, откуда отплыли эльфы Лориэна. Но ни Амрот, ни Нимродель никогда не вернулись.
Говорят, — помолчав, продолжил Леголас, — что Нимродель жила неподалёку от водопадов на ветвях дерева, ибо таков был, а может быть, и сейчас есть, обычай эльфов Лориэна. Поэтому их называют галадрим, Древесный народ. В глубине их лесов растут редкостно могучие деревья. До того, как пришла Тень, Лесной народ весь ни жил под землёй, как гномы, ни строил каменных крепостей…
— Должен признаться, — подал голос Гимли, что даже в эти грозные дни я чувствовал бы себя спокойней на дереве. — Он покосился в сторону Темноречья, а затем глянул в крышу тёмных сучьев над головой.
— Гимли прав, — сказал Арагорн. — Построить крепость мы не можем, так что попробуем, как народ галадрим, забраться на дерево. Мы и так сидели у самой дороги дольше, чем стоило.
Хранители не стали возвращаться на дорогу, а углубились в лесные тени, пройдя вдоль берега горной речки на запад, прочь от Серебрянки. Недалеко от перекатов Нимродели у группы особенно мощных деревьев, чьи нижние сучья простирались на всю ширину потока, а высота вообще не угадывалась, Леголас остановился и предложил своим спутникам:
