Мост через огненную реку - Прудникова Елена Анатольевна
– Ах, чтоб тебя! – Бейсингем стукнул кулаком по парапету. – И надолго мне это?
– Ты так возмущаешься, как будто это я его о тебе просил, – усмехнулся Святой Ульрих. – Сам назвал себя солдатом Господа Бога, а теперь недоволен. Это такая же война, как и любая другая, можешь мне поверить, уж я-то знаю… До сих пор ты справлялся – справишься и дальше!
Энтони поморщился, досадливо махнул рукой:
– Ладно, жизнь Рене того стоит.
– Может быть, хочешь все переиграть? – остро взглянул на него Ульрих. – Если считаешь, что раньше тебе было лучше жить, я верну слово, которое ты мне дал.
Бейсингем задумался. Легко сказать: раньше… Каким он был два года назад? Все это так далеко и так по-другому, что он и не помнит…
– Может, и лучше, но скучнее, – пожал он плечами. – Я ведь поэт, а для поэта нет ничего хуже обыденности, пусть даже и приятной. Представь себе, какая из этой истории может получиться баллада. Я назову ее… например, так: «Дорога в блистающей тьме».
– Вы неисправимо насмешливы, господин маршал. Впрочем, это не порок и даже не грех…
Легкий ветерок коснулся щеки Бейсингема – Святой Ульрих засмеялся, махнул ему рукой и исчез. Энтони взглянул на небо. Пока они разговаривали, начало светать. Он вернулся обратно, влез в окно, присел на постель, погладил волосы Саны.
– И никому я тебя не отдам, – сказал он упрямо. – И себя не отдам. Понял, ты, мразь ночная?
«Да и не нужны вы мне, – ответил знакомый голос. – Мало, что ли, вокруг крыс да ворон? Где уж мне претендовать на милорда Бейсингема, который со святыми на „ты"… Есть и другие… Вон, молодой герцог Девенмур – думаешь, он хуже тебя?»
– Спасибо, что предупредил, – сказал Энтони. – Учту. «Учти, только имей в виду: он помнит, кто сжег его отца. А пока можешь преисполняться благодати. Когда объешься, позови – я приду»…
Долги надо платить, а слово – держать. Этим утешался Бейсингем утром на девятый день со дня свадьбы. В семь часов, когда еще не высохла ночная роса, Энтони и Сана вышли во двор особняка Баррио. В этот день был большой церковный праздник, которым начинался пост. Раз праздник, значит, надо пойти в церковь – обещал ведь, куда денешься? Но когда дошло до дела, все оказалось сложнее, чем думалось.
В последние годы он если и бывал в храме, то лишь в дворцовом соборе, где свои порядки. И когда вечером денщик спросил, какую одежду приготовить на следующий день, Энтони всерьез задумался. В самом деле: как идти в городскую церковь? Что надеть, на чем добираться – в карете, пешком или верхом, где стоять в храме? Он вспомнил поговорку про дорогу – не та дорога ровная, которая блестит, а та, на которой лошадь не спотыкается, – вздохнул и пошел к Рене.
– Что же тут непонятного? – пожал плечами маркиз. – Одеваться скромно и просто, идти пешком. На карете в праздник сквозь толпу не пробьешься, и ставить ее там негде, разве что в Прачечный пруд загнать…
– Может, остаться дома? – неуверенно начал Бейсингем. – Здесь ведь есть домовая церковь. А в собор уж как-нибудь в другой раз…
– Увы… – вздохнул Рене. – Это годилось бы для Тони Бейсингема, каким он был год назад. А теперь ты важная персона, почти сказочный герой, спаситель отечества. Так что ты себе не принадлежишь, изволь быть достойным легенды и показывать пример…
– Какой ужас! – невольно содрогнулся Энтони. – Я показываю горожанам пример благочестивой жизни. Рене, кто бы сказал мне это год назад!
– А куда денешься, – еще раз сочувственно вздохнул маркиз. – Да, кстати, это не считая того, что по твоей молитве совершилось чудо.
– Хоть об этом не напоминай, – аж застонал Энтони. – Я ведь не рассказывал тебе, в чем дело! Мы со святым Ульрихом заключили сделку: если при мне совершается чудо, то я стану верить в Бога. И договор-то был во сне – а он поймал меня на слове…
– Знаешь, уж если кто тебе и посочувствует в этом, то всяко не я! – возмущенно воскликнул Шантье. – Нашел, кому жаловаться!
Они посмотрели друг на друга и расхохотались.
– Рене! – Энтони вытер набежавшие от смеха слезы и просительно сложил руки. – Пойдем с нами!
– До получения маршальского звания трусости за тобой не водилось! – иронично покосился на него маркиз.
– Ничего я не трушу! – обиженно вскинулся Бейсингем. – Вызывать подкрепление – не трусость, а стратегическая необходимость. Рене, – снова изменив тон, умоляюще заговорил он, – ты же не бросишь меня один на один с этой ужасной толпой, которая все время смеется…
И вот теперь, за час до начала службы, все трое пешком направились к монастырю. Энтони не ошибся, он действительно чувствовал себя ужасно – как голый на площади. Казалось, все взгляды обращены на него. Судя по тому, как Сана вцепилась ему в руку, ей приходилось не лучше. Однако ничего страшного не произошло. На них и вправду оглядывались, здоровались и почти все желали счастья, но и только. Насмешничать в такой день ни у кого не было желания.
Когда они вошли в церковь, народу там было уже довольно много. «Милорд Бейсингем!» – словно ветер, пронеслось над головами. Энтони замялся было, не зная, куда идти дальше, но Рене кивнул ему и пошел в правый, благодарственный придел. Энтони опустился на колени, украдкой огляделся. Справа от него стоял Рене, слева – Сана, в толпе богомольцев затерялся увязавшийся с ними Лориан.
«Не так уж и плохо, – подумал он. – Определенно, в этом что-то есть…»
И тут же услышал привычный назойливый комментарий: «Если не можешь отбиться, постарайся хотя бы получить удовольствие…»
– Да пошел ты! – зарычал Энтони, но прозвучал грозный рык неуверенно, даже жалобно. А тут еще, как назло, начали вспоминаться все куплеты и эпиграммы, которые он написал в своей жизни, иные были так удачны, что он поневоле пару раз засмеялся. Да, если вера – состояние души, то у него с этим состоянием как-то не очень…
«Не расстраивайся, – успокоил незримый собеседник. – Обретешь. Если очень стараться, то и корову можно научить вальсировать, и генерала молиться…»
В открытые окна донесся удар колокола, возвещающий начало службы. Энтони, по примеру прочих, осенил лицо знаком Солнца. Голос осекся и замолк.
«Ага, а вот этого ты боишься! – торжествующе подумал Бейсингем. – Учту!»
Снова ударил колокол, воздух дрогнул… и вдруг перед ним открылся мир, до самых далеких гор. Здесь, неподалеку, в городе, в домовой церкви Баррио, среди слуг и рядом живущих горожан, он увидел Эстер, Алана и Терри, в монастыре святого Антонина, с прочими офицерами, был генерал Гровер, а совсем далеко, в аккадской степи, собирались в своих глинобитных церквушках пограничные жители, которым чертогоны нисколько не мешали соблюдать церковные праздники. Шестьсот лет назад так же стояли рыцари короля Трогара с двенадцати-лучевыми звездами на плащах. Энтони увидел их сразу, всех, знакомых и незнакомых, объединенных ударом колокола в пространстве и времени, и сила от них исходила такая…
А пустоты не было. Ни пустоты, ни иронии, ни страха…
Все это длилось несколько мгновений. Воздух затих, мир закрылся, но Энтони хватило и того, что он успел увидеть. Он поднял голову, нашел на стене возле алтаря образ Святого Ульриха и неслышно прошептал, надеясь, что тот услышит:
– Спасибо!
ЭПИЛОГ
…Третий день над Трогартейном бушевал январский буран. Ветер ломал сучья тополей, швырял в окна домов дождь пополам со снегом, заставлял редких прохожих идти спиной вперед, кутаясь в плащи. Тяжко приходится тем, кто в такой день опрометчиво пускается в путь!
Поздно вечером в ворота дома герцогов Баррио постучали. Заспанный привратник, ворча, вылез из своей каморки, запер огромного, уже спущенного с цепи пса и пошел справиться, кого это нечистый носит в такое время. По-видимому, принесло кого-то хорошо знакомого, потому что, едва услышав ответ на свой оклик, привратник тут же отворил ворота, и во двор въехали четверо всадников. Передний, на могучем рыжем жеребце, был, судя по всему, господином, хотя одеждой и не отличался от спутников – так же, как и они, кутался в плотный дорожный плащ с накинутым капюшоном. Остальные вели в поводу лошадей: двух вьючных и белого иноходца в зимней попоне. Кони у всех были хороши, но изнурены долгой дорогой, да и движения всадников выдавали крайнюю усталость.
