Робин Хобб - Убийца Шута
Я смотрела, как мой отец наблюдает за тем, как выгружают и вносят все это в ее недавно отреставрированные покои. Когда он заметил, что я наблюдаю за ним, он тихо сказал:
- Я думаю, здесь больше одежды, чем было у твоей мамы за все годы нашего брака.
И я не думаю, что он имел в виду, что мама не имела чего-то такого, чего бы ей хотелось.
И Риддл, и Шун выглядели заинтригованными, когда мой учитель не присоединился к нам за трапезой и на второй день после их возвращения. Выслушав Шун, мой отец коротко пояснил, что некоторые люди оправляются от путешествий медленнее других. Заметила ли она взгляды, которыми обменялись двое мужчин? Я была уверена, что Риддл навестит Фитца-Виджиланта еще до завершения дня, и хотела бы сопровождать его при этом. Разумеется, мне не позволили это сделать.
Так что последующие дни были наполнены различной деятельностью, которую я сама для себя выдумала. Каждый день я отправлялась в конюшни и проводила время с Персиверенсом и Присс. Я не стала называть его Персом. Не знаю, почему. Мне просто не нравилось это имя. Зато мне нравилось, что мы не попросили чьего-либо разрешения. Я чувствовала, будто держу все в своих руках и что я избрала для себя хорошего учителя. Мне нравился Персиверенс, потому что, казалось, он и не думал просить разрешения обучать меня. Я подозревала, что никто кроме нас и не знал, что я учусь верховой езде. Мне это нравилось. Мне казалось, что в последнее время все вокруг принимали за меня решения. А это было как раз то, что решила и делала я сама.
Потом Персиверенс потряс меня в конце урока, сказав:
- Мы не можем продолжать занятия в обычное время.
Я нахмурилась, спешившись. Я сама спустилась с лошади на подножку, без помощи. Небольшое достижение, которым я гордилась.
- Почему? - требовательно спросила я.
Он с удивлением взглянул на меня.
- Ну, ты же знаешь. Приехал писец и он собирается учить нас.
- Он собирается учить меня, - мягко поправила я.
Его брови в удивлении приподнялись.
- И меня. И Лукор, и Реди и Оутил из конюшни. И Элм и Леа из кухонь. И, возможно, Тэффи, хотя он с издевкой говорит, что никому не под силу его туда загнать. И дети гусятницы, еще, возможно, кто-то из детей пастуха. Помещик Том Баджерлок дал слово, что любой, кто родился в Ивовом Лесу, может прийти и учиться. Большинство не хочет. Как и я. Но мой па сказал, что если есть возможность узнать что-то новое, надо цепляться за нее. И что это хорошо, уметь писать свое имя без ошибок, и знать, что ты подписываешь, вместо того, чтобы посылать в деревню за писцом. Так что вот так. Я буду ходить, по крайней мере, пока не научусь писать свое имя. Он думает, что к тому времени я уже сам захочу продолжать обучение. Я не уверен.
Я была уверена, что не хочу, чтобы он там был. Мне нравилось, что здесь он знал меня просто как Пчелку. Мысль о Тэффи заставила меня похолодеть. Он не осмеливался преследовать меня с тех пор, но, возможно, только потому, что я сама с тех пор не осмеливалась преследовать и шпионить за ними. Я представила себе Элм и Леа, хихикающих и издевающихся надо мной. Тогда Персиверенс увидит, какую ошибку совершил, став моим другом. Нет! Я не могла позволить им там находиться. Я плотно сжала губы.
- Я поговорю об этом с отцом, - сказала я Персиверенсу.
Он неодобрительно встретил мой прохладный тон.
- Я был бы только рад. Сидеть взаперти с чернилами на пальцах не самая лучшая идея, как провести свободное время. Мой отец говорит, что все это лишь для того, чтобы продемонстрировать, какой твой отец щедрый. Не все согласны с ним. Некоторые поговаривают, что у помещика мрачный взгляд, даже когда он справедлив. Никто не смог припомнить, чтобы он с кем-то несправедливо обошелся или был груб, однако многие говорят, что то было влияние твоей матери, а теперь, когда она умерла, дела у нас пойдут хуже. Когда он привел сюда эту женщину, некоторые говорили, что она похожа на кровную родственницу, а другие настаивали на том, что он искал женщину для легкой жизни, при его-то деньгах.
Меня пробил озноб, мой рот приоткрылся, а сердце заледенело, пока я слушала его речь. Я думаю, он принял это за интерес, а не нежелание больше что-либо слышать. Он кивнул мне.
- Такие дела. Некоторые так и говорят. Была тут одна ночка, когда половину персонала подняли, потому что это женщина кричала о призраках, а на следующее утро Ревел обрушился на них, яростный и пристыженный, когда в твоей кровати нашли клопов, и твой отец так разозлился, что чуть не сжег все прямо той ночью. "Будто ему есть дело до нее, когда она разгуливает в одежде, больше подходящей сыну сапожника". - Он запнулся, когда встретил мой полный возмущения взгляд. Наверное, он, наконец, вспомнил, с кем разговаривает, потому что тут же добавил. - Это то, что они говорят, не я!
Я не стала скрывать свою ярость, когда требовательно спросила.
- Кто именно сказал это? Кто эти "они", которые позволяют себе произносить такую мерзкую ложь о моем отце и смеются надо мной?
Вдруг он превратился в слугу, а не в друга. Он снял с головы свою зимнюю шапку и опустил голову, когда заговорил. Его уши горели, но вовсе не от холода. Я услышала настороженность в его голосе.
- Прошу меня простить, госпожа Пчелка. Я забыл свое место. Это были всего лишь сплетни, которые не предназначены для ушей леди, и мне стыдно за то, что я повторил их. Я должен вернуться к моей работе.
И он отвернулся от меня, единственный друг, которого я выбрала сама. Он забрал недоуздок Присс и пошел прочь.
- Персиверенс! - позвала я своим самым царственным голосом.
- Я должен позаботиться о вашей лошади, госпожа, - извинился он через плечо. Он быстро шел, склонив голову. Присс, казалось, удивилась такой спешке. Я стояла на подножке, ругая себя. Приказать ему вернуться. Бежать отсюда скорее и никогда, никогда не возвращаться в конюшни. Сжаться в клубок и разрыдаться.
Я стояла, замерев в нерешительности и смотрела, как он уходит. Когда он и моя лошадь исчезли в конюшнях, я спрыгнула и убежала. Я отправилась к могиле моей матери, и некоторое время просидела на очень холодной каменной скамье неподалеку. Я твердила себе, что не настолько я глупа, чтобы думать, что мама где-то здесь. Это просто было обычное место. Мне еще никогда не было так больно, и я не могла сказать, от его слов это или от моей реакции. Глупый мальчишка. Конечно, я должна была разозлиться и потребовать сказать, кто говорит такие ужасные вещи. Зачем он мне сказал все это, если не собирался рассказывать, кто все это говорит? И мне предстоит разделить свои занятия с детьми Ивового Леса? Я была не против Персиверенса, но если Тэффи, и Элм, и Леа будут там, их мнение на мой счет будет распространяться как яд. Разумеется, Персиверенсу предпочтительнее дружить с таким взрослым мальчиком как Тэффи, чем с кем-то вроде меня. Элм и Леа теперь уже иногда прислуживают за столом. Было достаточно нехорошо наблюдать за тем, как быстро они объединяют свои усилия и их острые языки работают, словно ножи на точильном камне. Они смеются надо мной. Как, по всей видимости, и все остальные смеются надо мной из-за внешности.
Я вытянула перед собой ноги. Я носила те же сапоги, что и в прошлом году, кожа немного разошлась по бокам. Мои гамаши были толстыми, с задирами от того, что я часто срезала путь через сад. Колени были испачканы и палая листва налипла на одну голень, должно быть, я где-то упала на колени. Я встала и выправила свою тунику. Она не была грязной, но на ней были пятна. У меня было совсем мало одежды с тех пор, как в моей комнате навели уборку. Я почувствовала смутную тревогу, что, возможно, некоторая моя одежда была сожжена. Наверное, мне нужно проверить свои владения. Я стряхнула немного грязи с подола туники. Я надела ее день или два назад. Пятно на груди было старым. Грязная и запятнанная - не одно и то же, подумала я. Правда, глядя на кого-то редко задумываешься, старые это пятна или свежие. Я думала об этом некоторое время. Все это тревожило. Уроки с детьми, которые ненавидят меня, которые будут пинать и толкать меня, если у них появится такая возможность. Люди говорили обо мне и моем отце такие вещи, которые мне не нравились. Они верили в то, что не являлось правдой, зато было похоже на правду. Для кого-то еще все будет выглядеть точно так же, будто мой отец не заботится обо мне. Когда моя мама была жива, она делала все необходимое, чтобы держать меня в чистоте и порядке. Я не задумывалась об этом, это была всего лишь одна из тех вещей, которые она делала для меня, для всех нас. Теперь ее не было с нами. А мой отец не стал этого делать для меня, потому что, решила я, это не было для него важно. Он видел меня, а не мои расходившиеся по швам сапоги и запятнанную тунику. Он сказал, что мы должны "больше стараться", но ничего не сделал.
И это было так на него похоже. Эти вещи не имели для меня значения, пока кто-то не указал, что, возможно, следует обратить на них внимание. Я встала и отряхнула спереди тунику. Я почувствовала себя очень взрослой, когда решила не переживать по этому поводу и не обвинять своего отца. Я подняла руку к своим потрепанным волосам. Я просто скажу ему, что мне требуется, и он даст мне это. Он же сделал все это для Шун, не так ли?
