Далия Трускиновская - Шайтан-звезда (Книга первая)
– На голове и на глазах! – отвечал метельщик. – Я понял – вы действительно пришли за аль-Асвадом. Но нет у меня оружия, кроме этой метлы, и нет у меня войска, кроме моих братьев, которые тоже имеют лишь метлы, и нет у меня денег, кроме этих двух дирхемов, которые сегодня моя жена потратит на ужин.
– Твоя жена потратит на ужин гораздо больше, – сказал Хашим, и Джейран, соглашаясь, закивала. – Ты дашь ей эти десять динаров, и позовешь своих братьев, и мы поищем, нет ли среди них брата, имеющего приятелей в городской страже. Нам нужно доставить в Хиру свой товар и своих людей, о друг Аллаха, но так, чтобы об этом никто не узнал.
– На голове и на глазах! – воскликнул метельщик.
* * *За ночь на рыночной площади были поставлены два помоста, один – для престарелого царя, другой – для казни мятежников. И помост для царя был высотой в пятнадцать локтей, а помост для казни – в десять.
Утром невольники убирали царский помост коврами, и надсмотрщики не торопили их. Никто не спешил на площадь, ни у кого не было желания занять лучшее место, чтобы увидеть казнь аль-Асвада.
Но тем не менее конная стража заблаговременно выстроилась у помоста и вдоль той намеченной на площади дороги, по которой должны были привезти осужденных.
Джейран, одетая в красивое платье, закутанная в шелковый изар, сидела в одной из запертых лавок на мешке с луком, уткнувшись носом в дверную щель, хотя смотреть было не на что. В другую щель наблюдал Хашим, а метельщик Афиф, чей дядя и был владельцем этой зеленной лавки, рассказывал, какими церемониями обставляли публичные казни в Хире.
– Еще десять лет назад у царя был для этой надобности слон, о госпожа, – говорил он, – и для слона изготовили особое седло, а на нем установили сиденье, чуть ли не в три локтя высотой, так что человек, привязанный к сиденью, был лицом вровень с крышами и его видели издалека. Но слон, благодарение Аллаху, издох, а за новым так никого и не отправили. Сейчас осужденных привозят на верблюдах, и наряжают их перед смертью, как царских детей, но привешивают к их парчовым халатам и к верблюжьей сбруе лисьи хвосты и колокольчики…
– Где Джарайзи? – спросила Джейран.
– Джарайзи, Бакур и Дауба держат твоего коня, о звезда, и они появятся вон оттуда, – Хашим показал пальцем по запертой двери, как именно прибудут на площадь мальчики и вороной жеребец.
Девушка несколько раз кивнула.
Ей пришлось заново осваиваться с платьем и изаром, с вышитыми туфлями и бренчащими на щиколотках браслетами. А также ей пришлось осваиваться с поясом, подобного которому она никогда не носила. Такие пояса обычно надевали поверх широких кожаных ремней, и Джейран боялась в нем нагнуться, и молила Аллаха, чтобы пояс не погубил ее прежде, чем она осуществит свой замысел.
Закрыв глаза, в которые бессонная ночь словно насыпала мелкого песка, Джейран увидела перед собой и Джарайзи, маленького и верткого, при этом поразительно губастого, и самого сильного из ее мальчиков – Бакура, и высокого, почти как взрослый мужчина, остроносого Даубу. Это были самые надежные – Крысенок, Кабан и Гиена. И еще Вави, который сперва вообразил себя ее любимцем. Тех, кто должен был к ним присоединиться, Хашим поделил на пары – Джахайж должен был замешаться в толпу вместе с Ханзиром, Чилайб – с Каусаджем…
И вдруг лица мальчиков затмила вставшая перед глазами как живая, конская морда, утонченной лепки, с широко поставленными, розовыми изнутри ноздрями, с белой проточиной во лбу, с ясными глазами в длинных, как у красавицы, ресницах.
Нежные губы жеребца, так неожиданно приставшего к ней и признавшего ее хозяйкой, шевельнулись, как будто конь хотел сказать:
– И я тоже буду верен тебе, о звезда!
Тут Джейран ощутила, как кто-то дернул ее за край изара.
– Я бы на твоем месте поел, о госпожа, – почтительно обратился к ней метельщик. – Моя жена состряпала куриные потроха и печенку с луком и яйцами. Конечно, это не еда знатных, но хорошо подкрепляет и дает силу.
– Для сближения с женами это дает силу, о друг Аллаха! – Хашим рассмеялся своим старческим смешком. – А нам предстоит сближение с индийскими мечами и рудейнийскими копьями, клянусь Аллахом!
Услышав из его уст такие слова, Джейран сердито посмотрела на старика – и он, поймав ее взгляд, быстро поцеловал себе ладонь левой руки, одновременно подмигнув девушке.
И непонятно было, что этот вредный старикашка имел в виду – то побоище, которое они затевали ради спасения Ади аль-Асвада, или твердое намерение Джейран сделаться его женой.
Прошло еще немного времени – и площадь стала наполняться народом. Люди приходили молча, вставали подальше от обоих помостов, и страже вовсе незачем было потрясать копьями, чтобы любопытные отошли прочь.
– Они хотят покончить с этим делом до полудня, о госпожа, – сказал осведомленный Афиф. – Царь наш уже стар, сидеть в такую жару на солнцепеке ему не под силу. К тому же собираются казнить его сына, его прежнего любимца, рожденного его любимицей, а не этой пятнистой змеей, разорви Аллах ее покров! О госпожа, если бы войско было не на границе, где оно сдерживает франков, а поближе к Хире, они не осмелились бы казнить аль-Асвада!
– О друг Аллаха, разве ты не знаешь, что уже больше месяца с франками перемирие? – спросил Хашим.
– Нам об этом не сообщали, о шейх, – отвечал метельщик. – Ведь все сведения сперва получают во дворце, а потом уж они доходят до нас.
– На что же купцы и вожаки караванов? – осведомился старик.
– Уже много дней в Хиру не приходили караваны, о шейх.
– А что говорят в городе о том, что царь так торопится с казнью мятежников?
– Говорят, что все это – по наущению пятнистой змеи, покарай ее Аллах! Когда ее только привезли в Хиру, она покровительствовала бедным, и раздавала милостыню, и даже построила мечеть. А теперь налоги возросли, но строительства не ведется, и куда делись наши деньги – непонятно. Аль-Асвад не раз присылал военную добычу и пленных, но и это ушло, как вода в песок, клянусь Аллахом! Наши городские стены подобны тем, что делают из камушков дети, и лучше бы укрепить их, чем содержать у каждой дырки отряд стражников и привратников!
– А ты мне нравишься, о метельщик, – неожиданно заявил Хашим.
Джейран, слушавшая эту беседу, отвлеклась от дверной щели, но тут шум на площади заставил всех троих снова прижаться лицами к двери.
Впереди неторопливо ехали всадники с копьями, и развевались на ветру подвязанные к копьям треугольные белые знамена Хиры. За ними шли пешие стражники с дубинками, чтобы отгонять любопытных. Их построили так, чтобы между верблюдами с осужденными и толпой в любом случае оказалось не менее четырех рядов стражников.
