Ирина Котова - Королевская кровь
— Евгений Инклер? — сообщил Алмаз стенке, на которой было нарисовано нечто, напоминающее розовую собаку. Стенка раскрылась, оттуда вылетела бутылка виски и пара стаканов. Люк мысленно присвистнул, пока бутылка деликатно наполняла стаканы, смиренно замерев после на журнальном столике между ними. Маг, ничуть не стесняясь, отсалютовал прибалдевшему «писателю», и сделал глубокий глоток.
— Стажеры, — пояснил он так и не попробовавшему алкоголь Люку, — ухитрились перекормить единственный мой экземпляр Тина Локунас. Ему под корни нужно подкладывать строго определенное количество корма, иначе мгновенно начинает расти и пытаться сожрать доброхотов. А эти придурки решили поэксперементировать с составом. Пришлось выбирать между студиозами и моим любимчиком, и выбор был, честно признаюсь, нелегок.
— А что случилось? — спросил-таки Люк, пробуя великолепный виски.
— Взорвал я его, что случилось. Теперь вот оттирают…ученички.
Он снова хмыкнул. Поставил стакан.
— Молодой человек, и зачем этот маскарад?
— О чем вы? — «не понял» Люк. Возникло ощущение, будто его, как мальчишку, сейчас возьмут за ухо.
— Вы что, не знали, к кому идете? — он протянул вперед руку, растопырил пальцы. — Тааак, кто тут у нас? — отхлебнул виски. — Ага, близкое родство с Кембритчем. Отирался раньше при дворе, редкостный засранец. Сын?
— Но как? — Люк любил удивляться, но сейчас стало не по себе.
— Аура, молодой человек, это не внешность, ее не переделаешь. Да не сжимайте вы так бокал, так считать могут только несколько человек в мире. Приятное побочное свойство универсала. Волей-неволей запоминаешь ауры людей.
— У вас хорошая память, — пробормотал Люк, делая крупный глоток и думая о том, что еще этот могущественный старик успел «считать».
— У меня хорошие стимулирующие мозг магпрепараты, — довольно хохотнул Алмаз Григорьевич. — Но я давно ограничиваю круг людей, с которыми общаюсь. Ну-с, рассказывайте, с чем пожаловали, молодой Кембритч?
— Скажите, — лорда охватил азарт, в голове на мгновение мелькнула мысль, — а если, например, вы увидите кого-то из пропавших принцесс Рудлог, вы их узнаете? Даже если они сменили внешность?
— Конечно, — отозвался маг, делая пасс рукой. Бутылка поднялась в воздух, наклонилась, забулькала жидкость. Затем подлетела к стакану Люка. — Но зачем? Живут где-то девочки, да и пусть живут. И так настрадались, и я, старый дурак, не помог.
— Так они живы? — ну хоть что-то.
— Живы, живы, — успокоил его маг. — Если б ветвь пресеклась, нынешняя трясучка показалась бы легким поглаживанием. А так они хоть как-то сдерживают землю. Даже удивительно, без всех обрядов, слабенько, но держат.
И Люк, наблюдая, как наполняется бокал, решился и рассказал о своих поисках.
— Понятно, — сказал маг, сосредоточенно допивая бокал. — Вернуть наследницу на трон ради спасения страны, дело, конечно, благое. Но когда девчонок обливали грязью и убивали их мать, кто-то из страны вступился? Нет, проглотили. Я не говорю о Севере, конечно, мы всегда были верны короне.
— Так вы мне не поможете? Не расскажете об амулете?
— О каком амулете? — рассеянно спросил маг, думая о чем-то своем.
Люк вздохнул и повторил рассказ Стрелковского.
— Я практически уверен, что пойми я действие амулета и заклинания переноса, я их найду. Вы знаете, что это за артефакт?
— Конечно, знаю, сам его для ирининого папеньки делал, — отмахнулся маг. Затем встал.
— Вот что, молодой Кембритч, вы идите. А я подумаю. Ради того, чтобы усадить куклу на трон, я б и пальцем не пошевелил. Но есть у меня и свои соображения. Посоветуюсь кой-с-кем и напишу вам ответ.
Люк поклонился и вышел, сопровождаемый криком «Не трогайте розы, они усыпляющие». Остается надеяться на добрую волю старика-рентгена. Ему б в цирке выступать, цены б не было.
Алмаз Григорьевич, проводив виконта взглядом, плеснул себе еще виски и одним движением руки создал длинное Зеркало, разместившееся прямо над столиком. В Зеркале один за другим появлялись сильнейшие маги мира, занятые своими делами.
— Все пьешь, Алмазушко? — ехидно спросил один из них, напоминающий ворона, похоже, занимающийся сейчас препарацией чего-то неживого.
— Не завидуй, Черныш, твоя печень уже три раза отказывала. Да и по делу я. Коллеги, надо обсудить один деликатный вопрос…
Марина
Возвращалась со смены я бегом, потому что впереди была встреча с Марианом, а я страшно не хотела опаздывать. Зять предупредил, что у него времени будет немного, перед вечерним дозором и проверкой постов, а мне очень хотелось побольше узнать о том, как живет Василинка, племяшки и вообще все их счастливое семейство.
Но сначала душ.
Вообще я иногда чувствовала неприятное и недостойное чувство зависти, когда думала о семье сестры. И ничего не могла с собой поделать. Одно время я даже была немного влюблена в Байдека, по-детски, конечно, но, тем не менее, некоторое смущение при общении осталось. Ее муж был тем, о ком могла бы мечтать любая женщина. Верный, сильный, серьезный, надежный. Я бы опасалась, не поддастся ли он чарам какой-нибудь дамочки, в изобилии вьющихся обычно вокруг офицеров, но он настолько любил Ваську, что просто не замечал других женщин. Точнее, замечал, но не воспринимал их как существ противоположного пола. Даже к собакам он, кажется, относился теплее, чем к женщинам. Кроме Васюши, конечно.
Из душа я вынырнула в полотенце, прикрывшись больничным халатиком — все равно нормально вытереться в помывочном блоке было нереально, а натягивать одежду на мокрую кожу было противно. Зашла в палатку.
На койке стояла огромная корзина дымчато-сиреневых цветов с темно-красными вкраплениями. Рядом лежала коробочка, обитая темно-синим шелком, размером с альбом для рисования. Я, улыбаясь и снимая халатик, подошла, вытащила влажными пальчиками записку.
«На память о нашем закате. Завтра заеду за тобой. Люк».
Нет, каков наглец, а?
Совсем уже неприлично улыбаясь под негодующие вопли внутреннего голоса о разжиженных мозгах и тупых, падких на сладкое девицах, я наклонилась и открыла коробку.
И застыла.
На блестящей, сливочной подкладке лежали, словно брошенные небрежной рукой, светлые шелковые чулки с черной кружевной окантовкой. Очень длинное жемчужное ожерелье-капля — длинная нить, сложенная вдвое и перетянутая посередине драгоценной брошью. Если его надеть, украшение как раз бы заканчивалось «каплей» на уровне моего пупка. Легкий светло-розовый шарфик-пояс, почти прозрачный, сквозь который хорошо было видно ожерелье. И еще одна записка.
