Искандер Севкара - Черный рыцарь
— Михалыч, сделай для этой глупой коровы Фучжи, такой аэроплан, чтобы его гондолы не только ломались, но еще и взрывались. Пока она не научится пользоваться хрупкими вещами, нам незачем отправляться в полет.
Зато летающие платформы создавали этим гигантам в полете отменный комфорт. Драконы могли попить во время полета холодного кофе с молоком или "Фанты", а носовая часть была устроена так, что шея и голова драконов удобно лежала на обтекателе, выложенном изнутри мягкими, замшевыми подушками и лишь хвосты драконов могли вертеться в любых направлениях, что и позволяло драконам управлять летающей платформой в полете. От тормозных парашютов Годзилла отказался. Крылья драконов, обладающие огромной парусностью, действовали гораздо эффективнее. По мнению моего огромного друга если он научит-таки драконих выполнять все полетные инструкции, то полет через океан не составит особого труда и станет всего лишь приятной прогулкой, а не тяжелым испытанием.
Такой же оптимизм испытывали и мои спутники и если на протяжении восьми дней я занимался летающими платформами для драконов, то они занимались модернизацией наших летающих колесниц, стремясь увеличить их скорость. Главными инженерами этого проекта были Горыня и ротмистр Цепов, которые более других преуспели в инженерной магии. Мною был поставлен для них предел скорости, ровно одна тысяча километров.
Именно с такой скоростью могли теперь летать драконы. Преодолевать звуковой барьер мне вовсе не хотелось, так как выяснилось, что это создавало очень много шума и если Михаил, проделавший этот трюк первым, вызвал оглушительные, громовые раскаты, то я даже представлять себе не хотел того, что произойдет тогда, когда это же самое проделают драконы. Тем более, если это будет сделано в Темном Парадиз Ланде, где ангелы и без того обозлены до последней крайности.
Горыня стремился пойти своим собственным путем и установил на своей колеснице ракеты "Гарпун", сняв с них боеголовки. Георгий решил пойти по моему пути и поставил на байк миниатюрные копии реактивных двигателей, которые, однако, создавали такую тягу, что поднявшись в воздух и включив их, он мгновенно исчезал из вида. Скопировав сначала детище Горыни, а затем технические ухищрения Георгия, я провел испытательные полеты над морем.
И если первый полет меня поверг в трепет, так как я был не готов к такой огромной скорости и возвращался назад обычным образом, то полет на двигателях, предложенных ротмистром, я воспринял уже не с таким ужасом и счел скорость в тысячу двести километров хотя и слишком быстрой, но все же вполне приемлемой. После долгих раздумий я счел более разумным остановиться на творении Георгия, поскольку в его варианте реактивная тяга была все-таки регулируемой, а стало быть и полет становился вполне безопасным. По крайней мере для меня самого.
Еще несколько дней мы готовились ко всяческим неожиданностям полета над океаном и повышали свое летное мастерство, совершая ночные полеты. И дни и ночи были наполнены массой хлопот, за которыми ушли прочь все мои тревоги. Впрочем, далеко не все было таким уж безоблачным, так как время от времени нас навещало нечто совершенно непонятное. В основном эти посещения выпадали на ночное время, но случалось, что и днем нас охватывала неясная тревога и беспокойство, словно кто-то стоял за спиной и пытался толкнуть под руку, помешать.
Никто не мог понять, что это было, какие-то бестелесные духи, чье-то магическое воздействие или еще что-то, но все сходились в одном, к нам являлось нечто и это нечто пыталось преодолеть магический защитный барьер, который мы воздвигли вокруг себя. Драконов мне было защитить довольно легко, стоило лишь дать им знания в области магии, чтобы они смогли стать магами и воздвигнуть защитный барьер.
Куда сложнее было защитить наших коней, которым было не дано стать магами и нам приходилось постоянно создавать вокруг них все более и более мощную магическую защиту, чтобы не позволить какой-то злой, неведомой силе повредить им. Жизни магических коней ничто не угрожало, но даже малейший сбой в полете на таких скоростях, грозил нам большими неприятностями.
Каким бы приятным занятием не было чтение книги, но Михалыч снова был вынужден прервать его. На этот раз по куда более прозаической причине, - наступило утро, а следовательно ему нужно было снова приниматься за работу. За чтением ночь пролетела быстро и незаметно. На литературные достоинства и недостатки он старался не обращать внимания, куда больше его интересовало подробное описание Парадиз Ланда. Именно поэтому он подолгу рассматривал снимки, сделанные Олегом и частенько возвращался к некоторым фрагментам текста.
Из всего прочитанного он узнал для себя много нового, а философские рассуждения Олега его немало позабавили. Впрочем, почти все они были известны Михалычу и раньше, просто в своей книге его друг обобщил многое из того, о чем они порой беседовали и придал своим рассуждениям более законченную форму. В логике Олегу было трудно отказать, но оригинальными его философские изыски все-таки не были. Во всяком случае так ему показалось на первый взгляд, хотя он мало интересовался философией, особенно современной и потому не взялся бы судить об этом предмете строго.
Куда больше Михалыча удивило то, что его друг не только оказался таким завзятым ловеласом, но и то, что он столь подробно рассказывал о своих любовных похождениях. Порой, это его даже бесило. Правда, скорее не потому, что Олег вообще рассказывал об этом, а потому, что это именно ему так подфартило, ведь Михалыч уже был знаком с некоторыми из его любовниц, а стало быть веских оснований для зависти было более, чем достаточно. К тому же у него отчего-то постоянно возникало ощущение, что ему навсегда заказаны такие радости, хотя дочери Великого Маниту бойко постреливали в его сторону глазками, томно вздыхали и вообще выказывали ему всяческие знаки своего расположения, явно, требуя от него взаимности.
Михалыч стоически выдерживал эти, пока еще не слишком активные атаки на свое сердце и вовсе не собирался поддаваться соблазнам. В отличие от Олега он строго следовал правилу и никогда не влюблялся на работе в сотрудниц и коллег, а тем более в собственных подчиненных. По его глубокому убеждению для полной анархии и разброда не хватало только того, чтобы все его распоряжения рассматривались через призму его амурных увлечений.
Поэтому он решил с первого же дня завести самые строгие порядки и не поддаваться на всякие охи-вздохи, глазки с поволокой и прочие губки бантиком. Именно поэтому, приняв с утра пораньше душ, позавтракав и облачившись в строгий, черный костюм с белоснежной сорочкой и узким, темно-красным галстуком, он покинул свои шикарные пяти-комнатные апартаменты, которые Айрис назвала временным приютом на одну ночь, и направился осматривать дворец.
