Надежда Кархалёва - Альдана Последняя королева эпохи
— Я же больная, вдруг убью тебя своей магией случайно?
— Зависть мозги портит, — изрёк парень.
— Мне здесь не нравится! — выдохнула Дашка.
— Логично. Неволя, как-никак.
— К ней я привыкла. Люди тут странные. Ты, Барклиаф, завистники твои. Странные и страшные.
— Барклиафа не бойся, он больше чудить не станет, опыта нахватался, — вспомнив о приятеле, Дерхонис подошёл к его кровати, поправил юноше повязки. — А мы удерём отсюда, я обещаю.
— Я тебе не совсем доверяю, — честно сказала Дашка, — мне хватило Крифена.
— Тебе придётся мне помогать, — парень приблизился к ней вплотную, сильные пальцы обхватили её предплечья. — Сама не выберешься отсюда. А вдвоём мы справимся. План у меня есть, и осуществление его надо начать как можно скорее, пока тебя не сделали фанатичкой, отстаивающую интересы леди королевы Эвиланы.
— Мне надо свою родную магию вернуть, — повысила голос Дашка.
— Ничего. Подождёшь. Центр с его лаборантами никуда не исчезнет. Позже заставишь их сделать то, что нужно тебе.
Он разжал пальцы. Дашка рухнула на кровать. От услышанного внутри всё сжалось.
Сам того не ведая, напряжение развеял телепортировавшийся Торман, ведьма даже была рада его видеть. Дерхонис удостоил мага презрительным взглядом и стал созерцать природу в окне, поглядывая на раненого приятеля.
— Очевидно, мои старания даром не прошли, — оценив состояние Барклиафа, Торман сел напротив Дашки, как и в тот раз.
— Вы Фиелина натравили?
— Да, леди. Заразив вас имаурийской болезнью, мне достаточно было заставить вас применить магию один раз, чтобы проявились симптомы, — протянул он с нескрываемым удовольствием. — Осталось лишь отучить вас от вероятной привычки кидаться не на врагов, а на нас, преданных Её Величеству Эвилане защитников тёмного великолепия. Это самая лёгкая часть порученной мне работы.
Торман встал, приблизившись к ведьме, у которой вдруг пропало только что возникшее желание покалечить его магией прежде, чем он как-то на неё, Дашку, повлияет. Когда он положил ей руку на горло, ведьма почувствовала, что кожи коснулось что-то твёрдое и холодное, а вокруг шеи обвилась широкая лента, кажется, кожаная.
— Теперь ты наша, — усмехнулся Торман. — вечером я тебя заберу, жди. Надо будет показать тебя в действии Алеону и Керзиану, — и специалист оставил заключённых, только его пугающий смех продолжал отдаваться в стенах камеры ещё пару мгновений, как эхо.
Дашка ощупала появившийся на ней прямо под повязанной лентой Полы кожаный ошейник с большим тяжёлым камнем. Разумеется, он никак не снимался, сидел, как приклеенный.
— Это слишком просто! — уже плаксиво возмутилась она, эмоции уплывали из-под контроля.
— Признаться, я разочарован, — произнёс Дерхонис. — Неподобающая для спасительницы мира покорность.
— Я сама не поняла, как это произошло! — выкрикнула ведьма.
— У отца есть знакомые специалисты, которые придумают, как избавить тебя от ошейника. Конечно, ты познакомишься с ними лишь в том случае, если я дождусь твоей помощи сейчас.
— Что делать надо? — вздохнула колдунья.
— Ты заставишь Фиелина схватить Тормана, когда он придёт за тобой. Всего-то.
— Но я не умею им командовать! Он меня не слушается!
— А должен, — Дерхонис оставался непреклонным. — Для тебя ведь создали!
— Мы обменялись силами и связаны тем, что не можем наносить друг другу увечья, — решила всё-таки объяснить Дашка, подозревая, что убедить парня невозможно, и не ошиблась.
— Значит, ничто не мешает тебе его подчинить себе, — Дерхонис сказал это и демонстративно сел на свою кровать, закинув ногу на ногу.
— Я могу и передумать. Беги отсюда сам, — заявила ведьма.
— Полагаешь, что справишься сама? Или ждёшь, что за тобой спасители придут?
— Такое возможно, — ответила колдунья, отчасти в это поверив и улыбнувшись.
— А на помощь предков не рассчитываешь? У меня подозрение, что ты настолько избалована вниманием, что считаешь, будто и духи за тобой следить обязаны и заботиться о твоей безопасности. Ты сама ничего предпринимать не хочешь! — трясся в гневе Дерхонис. — Ты для королевских прихлебателей должна быть идеалом, а не для нас! Думаешь, он тебе поможет? — он кивнул в сторону Барклиафа. — Да ни за что! Он настолько труслив, что даже с тобой не пойдёт, к тому же он, как видишь, очень слаб. Или тебе было бы всё равно, даже если бы он лежал при смерти? Я не позволю так над ним издеваться, Дарья Винсент! Откажись — и я скажу кому-нибудь, что ты пыталась меня убить. И тебе плохо придётся.
— С каких это пор ты стал так заботиться об этой, по твоему же выражению, твари? — съязвила Дашка.
— Ах, в ком-то ревность заиграла? Тебя не касается то, как я обращаюсь с парнишкой.
— Для тебя он лишь собственность? — только начавшая раздражаться колдунья взяла себя в руки, заподозрив, что разговаривает сейчас с человеком, выросшим в атмосфере вседозволенности — семья наложила отпечаток, как это ни прискорбно, в ней, скорее всего, было принято не считать за людей всех, чьё положение ниже твоего. — А я, к твоему сведению, результат важного эксперимента, и Алеон вряд ли допустит, чтобы меня просто так уничтожили. Он же старался, работал…
— Но я здесь всё равно главнее.
Дерхонис не кричал больше, не пытался доказать. В том, что он произнёс только что, парень не сомневался, и мнение других по этому вопросу его не интересовало.
— Что же ты бездействуешь, Винсент? — он снова развалился на кровати и спрашивал оттуда лениво, но с хищными интонациями.
— Мне нужен кто-то, на ком я смогу тренировать Фиелина. Ты, как я полагаю, не дашься, а на беспомощном Барклиафе я не стану.
— Будь по-твоему, — не стал спорить Дерхонис, вставая и идя к двери, которую он как следует пнул.
На «зов» явился тюремщик:
— Что вам?
— Приведите какого-нибудь человека, нам надо.
— Девчонки вам мало?
— Вам так сложно выполнить мою просьбу?
— И кого желаете, парня, девушку, мужчину, женщину? — тюремщик съехидничал, но Дерхонис воспринял его слова серьёзно и поинтересовался у Дашки:
— Кто тебе нужен? На ком твоя совесть позволит отыграться?
— Парня, — пришлось отвечать ведьме.
— Сейчас, — проворчал тюремщик, исчезая за дверью.
Предоставил он Дерхонису и Дашке почти что ребёнка, юношу лет четырнадцати, и удалился прежде, чем ведьма воскликнула:
— Этот слишком молод!.. Как ты сюда попал? — пробормотала она, разглядев его: фарфоровой белизны кожа, мелкие смоляные кудри, не такие уж длинные, чтобы собирать их в хвост, однако юноша сделал это, ненормально чёрные ресницы, привлекающие взгляд к великолепным глазам. Дашка даже подошла, чтобы рассмотреть их: потрясающий цвет, у зрачков — голубой, а к краю радужки темнеющий до оттенка морской волны. Черты лица оказались малость грубоватыми, но это красоты не портило.
