Мария Вересень - Ведьмин Лог
Он наддал чуток, потом еще чуток, потом рванул с досадой на груди кафтан, чувствуя, что давно разучился бегать по болотам. Рубаха взмокла на спине, он сам покрылся испариной, но расстояние до ушедших старцев никак не сокращалось. Сколько б он ни прибавлял, они все были от него шагах в тридцати, хотя и брели при этом вроде бы неспешно. Шальной парнишка еще и рожи успевал корчить, скача задом наперед.
– Догоню – уши оборву! – пообещал Решетников, со свистом выплевывая слова.
– Тогда беги шибче, стравус!
Решетников эту заморскую птицу видел, и сравнение ему не понравилось, однако еще часа два ему ничего не оставалось делать, кроме как скрипеть зубами.
Ночь как раз дошла до половины, когда впереди вдруг багрово полыхнуло, и раздался дикий вой. До места побоища было еще далеко, но Решетников, старый вояка, сразу понял, что впереди именно побоище. На небольшом островке посреди болота то и дело полыхали зарницы и метались черные тени. Маги, как отметил Решетников, довольно быстро рассыпались полукругом, беря врага в клещи, при этом, к удивлению боярина, их вроде бы и не заботило, что под ногами хлюпает вода, а не твердая землица. Шли они по ней как посуху. А как только выбрались на островок, один за другим стали метать струи огня в белокурую девицу, одетую в богатое платье.
– Горожанка, – привычно определил для себя Федор Велимирович. И тут же заметил инквизитора: тот, с саблей в руках, принялся метаться перед девицей, вызвавшей неудовольствие магов, ловя огонь на клинок, отчего сабля его вскорости раскалилась и стала сиять шибче солнечного луча.
– Что вы творите?! – орал недовольный златоградец.
Маги в ответ молчали, у ног инквизитора скулил разрубленный, но все еще живой волк, а чуть в сторонке присела, нашептывая что-то, Маришка Лапоткова – хоть и грязная, но Решетников ее узнал сразу. А еще он узнал своего мертвого бойца, который вместо могилы почему-то лежал на этом же островке, тоже зарубленный, но при этом судорожно дергающий ногами.
– Вот оно, гнездо ведьмовское! – догадался Федор Велимирович.
Архиносквен, видимо бывший у магов за главного, шагнул вперед и, склонив голову набок, оценивающе посмотрел на златоградца, тот осклабился в ответ:
– Вы с худом али с добром?
Белокурая кинулась на него сзади, норовя вцепиться зубами в шею, но он походя оттолкнул ее, погрозив пальчиком:
– Не балуй.
– Я думаю, вы уже можете избавиться от вашего чудовища. Конклав согласен оказать помощь ведьмам, как вы и настаивали. Только у некоторых членов есть сомнения: зачем это лично вам?
Инквизитор хохотнул, пожимая плечами:
– А может, я старое предание проверяю, ведь говорят же, что скорей луна упадет на землю, чем колдун поможет ведьме. А тут весь Конклав – всему Ведьминому Кругу. Чем не повод для конца света?
– Это не повод для шуток, молодой человек, – подал голос кто-то из стариков.
Златоградец посмотрел в том направлении и жестко поинтересовался:
– А с чего вы взяли, что я шучу?
Напитанная огнем сабля начертила светящийся полукруг и вошла беловолосой в грудь. Та закричала отчаянно и вдруг рассыпалась прахом, уйдя из мира на этот раз, кажется, навсегда. Вытянулся, теряя звериный облик, волк, и оживший мертвец обмяк, снова превращаясь в растерзанный труп.
– Все, господа. Теперь уповаю на вашу честность.
Маришка Лапоткова, прятавшаяся за каменным гробом, вдруг распрямилась, бледная, и, дрожа губами, прошептала:
– Ты… ты мог это с самого начала?!
Инквизитор явно смутился, взъерошил волосы, пряча глаза, сунул саблю за пояс, а потом возмущенно рявкнул, разводя руками, словно весь мир призывал в свидетели своей искренности:
– Ну извини, я сразу предупреждал, что злодей, дак что теперь в меня плевать? – И он прошел мимо всех, весьма недовольный тем, как все повернулось.
– Все хорошо, Мариша, все хорошо, – подоспели к логовской ведьме предстоятель и Митруха.
– Убью, – холодно пообещала гроссмейстерша, а Митруха взвился, выхватывая саблю:
– Нет, я первый щас ему все лишние члены поотрубаю! – и бросился вслед златоградцу.
На болоте снова полыхнуло, бабахнуло. Решетников еще только прикидывал, какую выгоду извлечь из того, что враги престола сцепились, но тут кто-то из магов скользнул по нему равнодушным взглядом, и ноги боярина подогнулись. Он уснул на островке.
Бунт состоялся внезапно и совсем не так, как планировал Медведь. По его задумке, Игнат с Кирюхой должны были вывести из казарм немного людей и захватить Луговскую, как только она покинет Серебрянск. Но Игнат замечтался, возвращаясь, и форменную егерскую куртку накинул на себя едва ли не в самых дверях замка. Обычно он переодевался в людской, и если его задерживал патруль, то оправдывался тем, что бегал на кухню за кипятком. Егерей хоть и арестовали, но порядок у них до сих пор был военный. Были дневальные, были дежурные, в казармах поддерживалась чистота, и за обедом арестанты ходили сами. Но Игнат изменил правилам, вошел прямо в ворота, решив, что сейчас все только о княгине думают, и никакого оправдания в запасе не имел.
Начальник караула, проводив его недобрым взглядом, кликнул двоих помощников и пошел за Игнатом вслед, намереваясь допросить о том, куда это и по какому праву арестованный егерь отлучался из казарм. Замок весь был взбудоражен – шутка ли, сама Луговская! Многие из сослуживцев Игната тоже вышли наружу, и их пока не пытались загнать обратно, но уже косо поглядывали. Кирюха Беда, проскользнувший во двор раньше, стоял во главе любопытствующих и, едва заметив дружка, стал делать ему странные знаки. Игнат нахмурился, пытаясь сообразить, и тут на плечо ему легла тяжелая рука начальника караула:
– Откуда идешь, дружок?
С двух сторон его сразу крепко взяли под локотки. Еще можно было отшутиться или соврать, извернувшись, дескать, к зазнобе ходил, братцы, каюсь, виноват, но сами ведь понимаете, дело молодое. Глядишь, и пронесло бы. Ну в крайнем случае дали бы в зубы и бросили в холодную до завтрашнего дня, но в том и была беда Игната, что умные мысли к нему приходили очень поздно, зато душа вскипала сразу, словно в нее кипятком плескали. Резко, упав на колени, он заставил двух державших его за руки шагнуть вперед и, вырвавшись из захвата, толкнул их в сторону егерей, а сам, сорвав с пояса начальника караула широкий нож, воткнул ему же в грудь, заблажив:
– Измена, братцы! Луговская приказала егерей казнить! В Княжеве весь полк на плаху отправили! Бей Медведевских, спасай жизнь!
Люди оторопели, а потом взорвались, словно бочка пороха, в которую засунули факел. Жуткие сплетни давно уже будоражили умы арестантов, да еще, на беду, поместить такое количество народу в Серебрянском замке было негде, вот и сунули в казармы. А напротив них, дверь в дверь, стояла арсенальная башня, в ней не только сабли да брони, но и пищали с огневым запасом и даже пара пушек. Но хуже всего, что охраняли ее не столичные волкодавы, а местные серебрянские дружинники, которых егеря смели, даже не заметив, голыми руками.
