Александр Анисимов - Игры богов
Остальные воины, все еще не в силах сдвинуться с места, молча смотрели на беснующегося Охотника. Страх парализовал их. Один из золониан внезапно охнул и осел, теряя сознание. Берхартер, не отрывая взгляда от Дэфина, продолжающего терзать свою жертву и набивать желудок, потянулся к мечу, на этот раз твердо намереваясь покончить с ненавистным Охотником. Но он так и не смог обнажить клинок. Берхартера внезапно скрутило, желудок подскочил к горлу, в его содержимое выплеснулось на дорогу, запачкав плащ и лошадиную гриву. Это монах Лумиан, являющийся частью его души, не смог перенести столь тягостной для его взора картины.
Энерос удивленно взглянул на Берхартера, но промолчал.
— Погань… — пробормотал Девятый Охотник, утирая рот рукавом. Об убийстве он и не думал, но все же выхватил меч и плашмя с оттяжкой ударил клинком по крупу коня Дэфина. Тот взвился на дыбы, едва не сбросив седока, удержавшегося лишь чудом, и резво перемахнул через перегораживающий дорогу шлагбаум. Истерзанное тело воина упало на обочину, продолжая заливать кровью снег. Только теперь золониане пришли в себя, вид подкатившегося прямо к их ногам искусанного патрульного вывел воинов из оцепенения. Никто из них не попытался напасть — наверное, это даже не пришло золонианам в голову. Воины ринулись в разные стороны, желая оказаться как можно дальше от места разыгравшейся трагедии.
Минуту спустя вокруг уже не было ни души, кроме троих Райгаровых тварей да умирающего воина.
— Погань! — вновь воскликнул Берхартер, с неохотой пряча меч обратно в ножны. Эфес жег Охотнику руку — таково было желание вогнать клинок Дэфину под ребра, но Берхартер переборол себя. Дэфин лишь презрительно усмехнулся: он успел набить живот и был на вершине блаженства.
«Ты еще поплатишься за это», — решил для себя Берхартер. А может, это был Лумиан, на которого выходка Охотника произвела столь сильное впечатление? Но, так или иначе, мысли монаха и Берхартера совпадали — они оба ненавидели Дэфина, однако поделать ничего не могли. Райгаровых посланников было всего лишь трое, а осколок Пламенеющего Шара добыть не так просто: потеря одного бойца могла сильно осложнить ситуацию.
— Что встали? — выкрикнул Дэфин, все еще пытаясь совладать со взбрыкивающей лошадью. Берхартер, в последний раз бросив взгляд на распростертое в лужах крови тело, решительно отвернулся и, объехав шлагбаум по обочине, ударил лошадь каблуками, посылая ее вперед по дороге. Девятый Охотник даже не посмотрел на Дэфина, хотя тот, напротив, так и жег его взглядом. Только Энерос по-прежнему предпочитал ни во что не вмешиваться. Какой-то частью своего существа Берхартер завидовал ему.
Дорога плавными изгибами уходила вдаль, теряясь из виду на другом конце огромного заснеженного поля. Кое-где из сугробов торчали реденькие голые ветви кустов, отбрасывающие тонкие синеватые тени. Но Охотники не смотрели по сторонам — впереди их ожидал город, в котором находилась столь необходимая Незабвенному вещь. И они намеревались добыть ее любой ценой, даже сложив собственные головы. Камень звал, и Охотники шли к нему, сметая все на своем пути. Никто из них не сомневался в том, что приказ Райгара будет выполнен.
Он смотрел на городские стены, почти черные в тусклом свете едва взошедшего солнца, а сердце сжималось от тоски. Кто мог бы подумать, что все обернется именно так?
Мэсфальд просыпался, сбрасывал покрывало ночной дремы. Только часовые на стенах продолжали неторопливо прохаживаться от башни к башне, бросая взгляды на расположившихся лагерем золониан. Отсюда король Дагмар не мог видеть лиц часовых, но знал, что были они злы, насторожены… и в то же время совершенно равнодушны. Лица людей, давно уже свыкшихся со своей участью, уставших от каждодневного патрулирования и ежеминутного ожидания схватки, но понимающих, что пока врагу не но зубам толстые и высокие городские стены. Опасаться защитникам Мэсфальда приходилось лишь стрел золониан, но риск этот был оправданным: чтобы дострелить до кромки стены, воинам Сундарама приходилось подбираться поближе и тем самым подставлять себя под встречный удар.
Дагмар тяжело вздохнул, отводя взгляд от городских стен и вновь поворачиваясь к костру, над которым дожаривался кролик, источая сильный аромат, от которого сводило урчащий желудок. Свежее мясо воины ели не каждый день, хотя перебоев с поставками провизии не было — армия снабжалась регулярно и в достатке. Худой пышноусый десятник ловко отхватил от тушки ножом кусок мяса и, попробовав, удовлетворенно кивнул. Кролик был моментально снят с огня и разделен между тремя воинами. Дагмар, получив свой кусок, принялся есть, обжигаясь и не обращая внимания на ехидные взгляды обоих соседей. Бывший король уже давно привык к этому и обижаться считал ниже своего достоинства: для воинов Дагмар был всего лишь стариком, пусть еще крепким и не позабывшим, как владеют мечом. Официально он не был принят в войско Сундарама: командование отказало ему, посчитав для наемника слишком старым. Но в то же время и гнать Дагмара никто не хотел, ему дали понять, что не последует никаких возражений, если он останется и примкнет к одному из отрядов.
Расправившись с кроликом и побросав кости обратно в костер, Дагмар запил мясо сладковатым вином и вновь обратил взор на Мэсфальд. Город походил на хищного зверя, затаившегося и ощетинившегося, ожидающего нападения. Только вчера бывшие воины Дагмара попытались устроить вылазку и застать золониан врасплох, но сами попали в расставленную ловушку. Уйти не удалось никому, из двух сотен больше полутора отправились во владения Райгара, остальные попали в плен. Надо отдать золонианам должное — к врагам они относились с уважением, но не позволяли позабыть ни на миг, что те являются пленниками. Дагмар тоже участвовал в схватке наравне со всеми. Происходящее казалось Дагмару кошмарным сном, который длится вот уже не один месяц и никак не может закончиться. Он воевал против тех, кто служил когда-то ему, кто был верен и готов отдать жизнь за своего короля. Дагмар воевал против родного города, который столько лет был ему домом, в котором его знали все — от последнего нищего до самого расфуфыренного аристократа. Он воевал против людей, бывших для него ближе, чем родные: Мэсфальд и был для Дагмара его семьей.
Ничего не поделаешь. Дагмар, покидая город, поклялся, что еще вернется и ступит на улицы Мэсфальда, что покарает тех, кто сбросил его с престола и заставил искать пристанища у врага. Бывший король собирался отомстить и войти в город, чего бы ему это ни стоило. Во время дворцового переворота жители Мэсфальда не поддержали своего короля, и это мучило Дагмара больше всего. Он не мог понять, как такое случилось: Дагмар делал для Мэсфальда все, что мог, и даже сверх этого, он вложил в этот город свою душу, а что получил взамен? Его выбросили, словно мусор, и уже по прошествии пары недель горожане почти позабыли, что когда-то над ними главенствовал человек, отнявший Мэсфальд у Великого Змея Варкаррана и подаривший этот город людям, очистивший окрестные земли от Вечных. Осознавать это было обидно и больно.
