Юрий Иванович - Война Невменяемого
Тогда как легионерам и их командиру пришлось возвращаться к себе на базу с очередным трагическим известием. И на этот раз от трех тел совершенно ничего не осталось для прощального ритуала. Счет к врагу возрастал с каждым днем, а вот силы легиона только уменьшались.
Но на этом неприятности не закончились. Вернувшись в свое тело, Кремон застал ситуацию, когда его уже собирались возвращать насильно, используя внешнее воздействие, потому что как раз к тому времени над поселком нависла угроза кровавой сечи. Как оказалось, сбежавшие пьяницы поспешили нажаловаться в другие воинские подразделения своей дивизии. После чего с мест стоянки снялись еще две тысячи бездельничающего войска и повалили разбираться со строптивыми жителями поселка. Благо дисциплинированная тысяча старого ветерана Гранвала, превратившаяся ночью в силы правопорядка, не дрогнула и со своих позиций не отошла. А тут же сыграла боевую тревогу, подтягивая с тыла резервные сотни.
Такое препятствие поначалу очень отрезвило наступающие тысячи, и они встали лагерем для разбирательства. Причем разбирательства совершенно далекого от цивилизованного. Собравшиеся прямо на дороге тысячники хватались за мечи и поносили друг друга последними словами. Даже небывалый авторитет старого служаки, которого обзывали не иначе как пособник бунтовщиков, стал терять свой уровень, и Гранвалу пришлось отступать под напором орущих на него коллег. Единственное, чего он смог добиться в самый последний момент, чтобы предотвратить постыдную потасовку между командирами, так это предложить в срочном порядке доставить сюда преступников, обвиняемых в дебошах и грабежах мирных жителей.
Спор немного утих, а за нарушителями поспешило дежурное подразделение. Именно тогда и вернулся командир легиона в собственное тело. Как раз вовремя, чтобы со всеми своими охотниками присоединиться к сопровождению арестованных. Выглядели чуть протрезвевшие сотники со своим тысячником очень неважно, потому что ночью их так изрядно поколотили разъяренные сельчане, а потом еще добавил тумаков ногами коллега-тысячник. Когда связанных виновников кровавой междоусобицы усадили в центр круга, Гранвал выступил с обвинительной речью и предложил тут же допросить преступников под Сонным Покрывалом. Командир вольных охотников добавил обвинения от себя, перечислил понесенные жертвы и потребовал сразу смертной казни.
На короткое время показалось, что справедливость восторжествует. По крайней мере, для поселка могло наступить хоть несколько дней затишья. Но в самый неурочный час к месту военного судилища прибыли два дивизионных полковника со всей штабной свитой. Именем правителя всей Орды они остановили спонтанное судилище и взяли функции вершителей судеб на себя. Затем полковники применили власть, приказав двум тысячникам со своими подчиненными отодвинуть свои позиции от поселка как можно дальше. Ну и напоследок потребовали построить всех арестованных в колонну и отдать под справедливый суд штаба. Мол, потом трибунал их как следует допросит и вынесет самое суровое наказание.
И вскоре повеселевшая почему-то колонна арестованных скрылась за поворотом дороги. Именно тогда угрюмо молчавший все время тысячник Гранвал высказал все, что думал про мерзких и ублюдочных полковников. Оказывается, арестованный тысячник ходил у них в любимчиках, и именно они его порекомендовали на этот высокий пост. Помимо этого один из сотников, обвиняемых в должностных нарушениях и кровавом подстрекательстве, приходится родственником чуть ли не обоим полковникам одновременно. То есть ждать от штабных сволочей справедливости не следовало. Мало того, по всей вероятности, за ближайшие часы обстановка вокруг поселка обязательно ухудшится. Потому что полковники в противном случае сами окажутся в щекотливом положении, если не отреагируют должным образом, наказывая виновных. Ведь погибло просто невероятное количество воинов. Причем в мирное время. И старый служака почему-то был уверен, что главными виновниками пролитой крови сделают его лично, подчиненную ему тысячу и всех жителей поселка.
Каламин Зейк уже давно подрагивал от злости и при последнем заявлении дружественного тысячника спросил хриплым голосом:
– Что они нам могут сделать?
– Послать карателей для сожжения поселка.
– Мы их уничтожим! – прошипел молодой глава рода.
– Тогда они окружат этот квадрат войсками и уничтожат в нем всех поголовно.
Кремон решил уточнить:
– Вместе с вашей тысячей?
– Совершенно верно. Полковники меня давно мечтали очернить, а тут такой подходящий случай: меня можно казнить как военного преступника.
– Неужели в армии царят такие кошмарные порядки? – никак не мог избавиться от сомнений Невменяемый.
– Не везде! Но, как видите, у нашего генерала под командованием пять тысяч войска, и только моя тысяча считалась в надлежащей боевой готовности. Остальными тысячами никто не занимается, они даже на параде строевым шагом пройти не могут.
– Как ваш генерал в таком случае собирается воевать, если и вас лишится?
– Ему глубоко плевать на личный состав, – продолжал горевать Гранвал. – Мы для него всегда были только расходным материалом, атакующим валом из живого мяса. Тем более эта мразь радуется наличию Титана больше всех. Ему удалось присутствовать на стрельбах в долине Сломанной Подковы, вернулся он оттуда довольный до отупения. Так что теперь генерал собирается в захваченных государствах только собирать караваны трофеев и рабов.
И тут Каламин Зейк задал самый прямой вопрос:
– Но после того как мы уничтожим карателей, вы будете на нашей стороне?
Опытный ветеран думал долго над своим ответом. При этом он часто посматривал то на своих воинов, продолжающих стоять на спешно занятых боевых позициях, то на виднеющиеся вдали стяги других сотен своей дивизии. И в заключение тяжело вздохнул:
– Больше всего мне жаль своих воинов. Они одни из самых лучших в армии Фаррати, и погибнуть под превосходящими силами противника нам будет очень обидно. Но… – Он сделал паузу и посмотрел молодому главе рода в глаза. – Мы поклялись защищать свой народ. И в настоящий момент наш народ, – он кивнул в сторону поселка, – стоит перед угрозой уничтожения. И нам без разницы, в какой форме находится наш общий враг: мы его должны уничтожить. Уничтожить или погибнуть с оружием в руках, но не допустить поругания беззащитных женщин и малолетних детей. Поэтому мой выбор однозначен. Хотя перед боем я буду звать за собой только добровольцев.
Такая речь впечатлила не только Каламина, но и Кремона с его подчиненными. Энормиане совершенно не ожидали такого самоотверженного, но главное, воистину справедливого отношения малоизвестного им тысячника к происходящим событиям. Такая позиция вызывала истинное уважение и заслуженное преклонение.
